Удар током
Шрифт:
– Что-то случилось, Виктор Сергеевич?
Вместо ответа Соболев, выдержав паузу, рявкнул:
– Колитесь, что это вы там затеяли? Какая такая программа, на которую нужно десять минут?
– Вить, ты чего так разволновался. Я любопытный по жизни, ты знаешь, просто спросил у Коли сколько времени уходит на составление программы “полёта”. Какой заговор? Тебя “боевое” прошлое не отпускает? Где прячется бдительная химера подозрения? Надо её усыпить порцией добротного коньячка, мне точно не помешает после вчерашней взбучки.
Все рассмеялись, даже у охранника мелькнуло что-то вроде улыбки. Напряжение спало. Соболев кивнул
– Иди, дальше мы сами. И всё-таки, Дима, зачем тебе это?
– Да говорю, любопытство. Мы же команда, на технические детали мне жизни не хватит, а частности - интересно.
– Врёт тебе Коля, как сивый мерен: чтобы составить матрицу ушли годы, алгоритм программы тоже требует времени. Ладно, раз уж вы здесь, то настраивайтесь на четыре часа. Всё как обычно, врач плюс хорошее настроение. Свободны.
Уже в коридоре, Петрушевский шёпотом поинтересовался:
– Как же ты так лоханулся, ведь предупреждал, сам знаешь о его прошлом. А это правда про время?
– Ты меня как раз оборвал - десять минут на запуск, а программу я дома составил, в кармане на флешке. Перед запуском установлю. Десять минут и гудбай Витя. Пропади оно всё пропадом!
Без двадцати четыре, Петрушевский осторожно выглянул в коридор. Тихо. Дорогу он помнил с завязанными глазами. Быстрым шагом подошёл запыхавшийся Чистяков. Теперь на видеокамерах охраны сотрудник и испытатель двигаются к экспериментальному блоку. У дежурного смены график испытаний перед глазами: всё как обычно, никакого повода для беспокойства. Перед массивной бронированной дверью, Николай Федорович привычно набрал код замка. Обратного пути нет! В помещении зажёгся свет, теперь надо заблокировать дверь между настоящим и прошлым. Чистяков достал красную магнитную карту “аварийку”. Приложил к считывателю рядом с кнопкой тревоги.
– Двигай в капсулу! Остальное я сам! Давай обнимемся на дорожку, Дима.
– Прощай, Коля, ты настоящий друг и порядочный человек, всех тебе благ в прошлой жизни.
Петрушевский видел, лёжа на столе капсулы, как суетился у ноутбука Чистяков. В дверь глухо забарабанили. Внезапно из динамика раздался голос Соболева:
– Немедленно разблокируй дверь. Не смей ничего делать.
Чистяков лихорадочно метался у пульта управления, динамик не унимался. Теперь уже бывший помощник задорно крикнул в микрофон:
– Всё, Витя! Встретимся в другой жизни. Не поминай лихом.
– Блядь! Ты что творишь сука! Отдаёшь себе отчёт, какое преступление ты совершаешь? Я тебя на кусочки разберу, сволочь продажная. Спелись враги, я чувствовал.
Как долго проходят эти десять минут! Петрушевский вцепился побелевшими пальцами в поручни. Мелькнул свет, ага всё-таки вырубили линию, но тут же включился резервный генератор. Зажужжал приводной механизм, стол тронулся и стал въезжать в туннель. Теперь Петрушевский слышал шумное дыхание Чистякова через собственную связь установки.
– Как там у тебя, Коля?
– Сейчас, сейчас, Дима. Пара минут, программа пошла. Слышишь, как наш кощей мечется, чует что подобрались к яичку, где иголка. Сам не оплошай. Прощай!
В тот же миг всё исчезло. Сейчас юный Петрушевский оказался на площади у Финлядского вокзала. Он знал абсолютно точно, что в этот слякотный декабрьский день случиться то, о чём мечтал постоянно. Принято выверенное и жестокое решение, решение во благо своего будущего, во благо будущего Чистякова и множества людей так или иначе связанных с Соболевым. Он спасает жизнь Доосу. Зло ещё не родилось, но оно только формируется в голове старшего лейтенанта. Он уже прижал Петрушевского, выполнив приказ Серебрякова и изменил бытиё восемнадцатилетнего парня, исполнив жёсткий обряд вербовки принятый системой.
Только не растеряться, не передумать в последний момент. Источник курил сигарету за сигаретой в ожидании куратора и поглядывал на часы. Вокруг обычная привокзальная суета. В людском потоке обозначился Соболев. Уверенный сотрудник КГБ, познавший власть над людьми, учёный, изменивший жизнь Петрушевского и сделавший его заложником своих опытов над временем. Но не будет знакомства с его мамой, исчезнет или возникнет в другом месте и времени ОЛИБ, не произойдёт броска в школьную юность, как не возникнут в будущем новые отношения Соболева с Петрушевским, а главное - жизнь потечёт в русле заданной временем и пространством программе.
Соболев протянул руку, не догадываясь, что это последний жест приветствия. Дмитрий Сергеевич боялся поднять глаза, в ушах стояли слова, брошенные в дикой ярости директором из будущего. А сейчас перед ним порядочный и преданный своему делу учёный и старший товарищ.
– О чём задумались, Дмитрий?
– Да, так не обращайте внимания.
Будь сотрудник опытней и внимательней, наверняка заметил мандраж подчинённого. Тронулись неумолимо приближаясь к развязке. Вот они на роковом переходе. Петрушевский сжался, внутри похолодело, в который раз мелькнула мысль: ещё не поздно всё отменить. Господи, как страшно! Дальше словно в замедленной съёмке: на них летит “сумасшедший” грузовик - кара небесная, фатум! Соболев занёс ногу и шагнул вперёд, Дмитрий, подхлёстнутый выбросом адреналина, отскочил назад. ГАЗ-51 словно споткнулся о живого человека и обдав Петрушевского жаркой волной металла и солярки, улетел по касательной в стену здания. Дикий крик Соболева, последнее, что услышал Петрушевский. В тот же миг он растворился во мраке: временная ловушка унесла пленника в злополучный хозблок, построенный спустя сорок восемь лет.
Люди, сбежавшие к месту происшествия испуганно таращились на распластавшееся бездыханное тело. старушка в платке, горько вздохнула:
– Прям как в блокаду, лежит сердешный никакой. Перед Богом все равны, что молодой, что старый, - она перекрестилась и уже обращаясь к запыхавшемуся капитану милиции, добавила, - тут один парень шёл рядом. Видела как он отскочил, да исчез, сбежал должно быть.
Капитан пошарил по карманам трупа, вытащил красное удостоверение. Прочитав разворот, испуганно охнул - этого ещё не хватало, теперь отписывайся. Спрятал корочки в карман и бросился к заглохшей машине, из кабины которой, разъярённые граждане вытаскивали вяло сопротивляющегося водителя.
На грязном асфальте с неестественно вывернутой рукой и продавленной грудной клеткой лежал несостоявшийся лауреат нобелевской премии за создание прототипа машины времени, старший лейтенант КГБ, Сорокин Виктор Сергеевич. Широко отрытые глаза взирали на хмурое декабрьское небо за которым стояло бесконечное пространство вселенной. Место, где вечная материя света и времени создают неповторимый мир бытия. Суетливая бабуля не выдержала, наклонилась и прикрыла веки покойного тёплыми пальцами:
– Господи, спаси и сохрани! Прими душу невинно убиенного! Помилуй нас грешных!