Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
Шрифт:
Куница в конце концов изловчилась, поймала белку и спустилась с дерева. Смирре подошел и остановился в нескольких шагах, всем своим видом показывая, что не имеет ни малейшего намерения претендовать на добычу. Вежливо поздоровался и поздравил с удачной охотой.
Лисы – большие дипломаты, мастера выбирать правильные слова. А превзойти их в умении польстить собеседнику просто невозможно.
А куница… что ж, куница. Куница, со своим тонким, вытянутым телом, красивой головкой, блестящей, ухоженной меховой шубкой с палевым воротником, просто чудо гармонии, изящества и красоты. Но, несмотря на аристократическую
– И все же удивительно, – продолжил лис, не обратив внимания на явную неприветливость. – Удивительно вот что: такая охотница, как ты, и такая жалкая добыча! Зачем тебе этот хвостатый уродец? У тебя под носом великолепная дичь! – Он закрыл глаза, подвигал носом и поцокал языком, наглядно показывая, какая великолепная дичь под носом у куницы.
Смирре сделал паузу, но ответа не дождался. Куница оскалила свои белые, неприятно острые зубы, проворчала что-то и отвернулась.
– Неужели ты не видела диких гусей под горой? – с притворным изумлением спросил Смирре. – Наверняка видела… но я тебя понимаю. Ты, конечно, скалолаз хоть куда, но не настолько, чтобы спуститься по этому обрыву.
На этот раз ответа ждать не пришлось. Куница подскочила к лису, ее гладкая, волосок к волоску, шерстка встала дыбом, глаза засверкали, спина угрожающе изогнулась.
– Ты видел гусей? – прошипела она. – А ну говори, а то горло перекушу!
– Могла бы быть повежливей, – огрызнулся лис, на секунду забывший дипломатический протокол. – Да я вдвое больше тебя, так что кто кому и что перекусит – это еще вопрос. И нечего грубить, я и сам собирался показать тебе гусей.
В следующую секунду змеиное тельце куницы уже скользило по крутому обрыву, от ветки к ветке.
– Такое красивое создание – и такое жестокое сердце, – вздохнул Смирре. – Не знаю уж, дождусь ли я благодарности от Акки…
Он следил краем глаза за головокружительным спуском куницы и с нетерпением ждал, когда же услышит предсмертный вопль гуся. Но никакого вопля не дождался. Куница сорвалась с ветки и плюхнулась в речку, подняв фонтан брызг. И почти одновременно лис услышал сонные удары крыльев улетающих гусей.
Он хотел было сразу помчаться по их следу, но его разбирало любопытство: что же случилось? Лис сел, обернул ноги хвостом и дождался, пока появится мокрая, жалкая куница. Она все время вытирала передними лапками морду. Вид у нее был обескураженный.
– Показалось мне или нет? – ехидно спросил лис. – Кто это там свалился в воду, как гнилая репа? Что за растяпа?
– Никакая я не растяпа, – огрызнулась куница, стараясь выровнять дыхание. – Я уже сидела… на самой нижней ветке! Выбирала, кто пожирнее. Может, даже и не одного. Но тут какой-то мерзкий коротыш, не больше этой поганой белки, запустил мне в лоб камнем… да так звезданул, гаденыш, что я свалилась в воду… А когда вылезла…
Тут куница осеклась и удивленно оглянулась – слушатель исчез. Он уже был далеко – бежал привычным лисьим аллюром. Боялся потерять стаю из вида.
Акка летела на юг, присматривала место. Солнце село, но ночной мрак еще не опустился до самого горизонта. Там постепенно
Поначалу она следовала течению реки. В лунном свете река напоминала своим тусклым блеском огромную черную змею. Так стая добралась до всем известного Юпафорса, глубокого порога, где река сначала прячется в подземное русло, а уже оттуда прозрачным живым потоком низвергается в узкую расщелину, разбивается на миллиарды цветных брызг и превращается в пышную, урчащую пену. Прямо под водопадом из воды торчало несколько камней, окруженных ревущими водоворотами.
Здесь тоже неплохое место для ночлега, особенно если учесть, что в это время дня люди здесь никогда не бывают. Всего несколько часов назад, когда еще светило солнце, и речи не было, чтобы здесь заночевать. Совсем рядом бумажная фабрика, а по другую сторону реки – заповедник, куда двуногие приезжают полюбоваться красивым и величественным зрелищем водопада.
Но гусям и теперь было не до красоты. Их неотвратимо клонило в сон, и вряд ли кто из них оценил великолепие пейзажа. Наоборот, перспектива провести ночь на холодных и скользких камнях, под неумолчный шум бушующей реки, мало их радовала.
Но примириться можно со всем. С шумом, с неудобствами – лишь бы подальше от хищников.
Гуси заснули, не успев даже как следует устроиться на камнях. Но мальчику опять не спалось. Вдруг что-то случится с Белым? И тогда ему уже никогда, никогда не стать человеком.
А Смирре был тут как тут. Он остановился на скале у порога, увидел в самой его середине гусей, окруженных клубами пены, и понял, что ему до них опять не добраться.
Игра и на этот раз проиграна.
Лис не мог заставить себя признать поражение. Он сидел на камне и смотрел, не отрываясь, на недоступных гусей. Сидел и все больше убеждал себя: он, Смирре, обязан отомстить за унижение. На карту поставлена его репутация великого охотника.
И тут из бурлящей реки вынырнула выдра с большой рыбиной в зубах. Смирре кинулся к ней, но остановился – не дай бог решит, что он собрался отнять у нее добычу.
– Странное ты существо, – сказал Смирре в пространство, вроде бы ни к кому не обращаясь. – Рыбкой пробавляешься, а кругом полно диких гусей.
Ему уже было не до дипломатии. Обычно он говорил затейливо, льстиво и убедительно, но на этот раз решил брать быка за рога.
Выдра даже не повернула головы – она, как и все выдры, часто меняла место жительства, не раз бывала на озере Вомбшён и прекрасно знала лиса.
– Знаю я тебя, Смирре. Хочешь выманить у меня форельку?
– А, это ты, Грипе, – обрадовался Смирре. Он тоже знал эту выдру. Трудно найти такого умелого пловца и ловкого охотника, как Грипе. – Спасибо, я сыт. Грызи свою форельку. Но сначала взгляни на этих недоумков там, на камнях. Только взгляни – и все. Думаю, даже тебе слабо туда добраться.
Слабо? Это выдре-то слабо? С ее плотным, совершенно непроницаемым для воды мехом? С ее лапами, больше похожими на ласты, с мощным плоским хвостом? С таким хвостом никаких весел не надо.