Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
Шрифт:
Грипе, ни слова не говоря, выплюнул рыбину, сжал зубы и бросился в воду.
Если бы дело было чуть попозже, не такой ранней весной, если бы уже прилетели соловьи и начали вить свои гнезда, они бы долго распевали героическую балладу о борьбе выдры Грипе со стихией. Несколько раз волны относили его от камней, где спали гуси, но он мужественно боролся с течением, раз за разом повторял свои попытки, и в конце концов ему удалось подобраться к стае. Это был эпохальный заплыв, и сомнений нет – Грипе заслужил соловьиную оду. Если бы, конечно, соловьи уже прилетели.
Смирре на берегу ерзал от нетерпения. Вот-вот, вот сейчас,
Грипе вылез на берег и начал, ни слова ни говоря, лизать переднюю лапу.
– Я же говорил, слабо, – поддразнил его Смирре. – Плавать надо учиться.
– Плавать? Плавать я сам кого хочешь научу, – огрызнулся Грипе. – Я уже совсем к ним подобрался, а тут… какой-то коротыш подбежал и воткнул мне в лапу острую железку! Мерзавец! Я поскользнулся, и ясное дело… Поток подхватил, понес, ну тут я…
Лис сразу сообразил, что произошло. И Грипе мог не продолжать свой рассказ – если бы он оторвался от раненой лапы, заметил бы, что лис исчез. Бросился в погоню за гусями. Но все знают: нет ничего важнее, чем вовремя зализать рану.
А гусям опять предстоял ночной полет. Луна, к счастью, пока стояла высоко, и Акке не составило труда разыскать еще одно местечко – из тех, что она присматривала годами, совершая свои нелегкие перелеты с юга на север и с севера на юг. Гуси некоторое время летели, не отрываясь от черно поблескивающей реки с белыми кружевами порогов, потом сделали несколько кругов над Юпадальской усадьбой и взяли еще немного южней, туда, где расположилась знаменитая водолечебница Роннебю. Популярная водолечебница с купальнями, большими гостиницами и маленькими, изящными домиками для приезжающих «на воды» горожан.
Всем перелетным птицам известно, что в это время года в водолечебнице никого нет. И не одна стая выбирала для ночлега ее пустующие веранды и террасы.
Гуси покружились немного, нашли подходящий балкон и через несколько секунд уже крепко спали.
Но не мальчик. После бурных событий этой ночи сна не было ни в одном глазу.
Он даже не залез, как всегда, Белому под крыло.
Балкон открывался на юг, с видом на море. Здесь море встречалось с землей, и эта встреча удалась.
Дело в том, что суша и море могут встречаться по-разному. Во многих местах суша предлагает морю плоские, кочковатые равнины, на которое море сразу наносит песчаные сугробы и дюны. Словно бы земля и море настолько не любят друг друга, что при встрече нарочно стараются проявить себя с самой худшей стороны.
Или, скажем, земля встречает море каменными бастионами. А море обижается на такой прием, швыряет на эти бастионы пенные валы, ревет и неистовствует, точно собирается разрушить укрепления и взять их штурмом.
Но бывает и по-другому, как, например, здесь, в Блекинге. Земля приветливо расступилась холмами, мысками и островами. И море в ответ разделилось на фьорды и проливы; они будто обнимают друг друга. И кажется, что именно здесь, в Блекинге, море и земля встретились, к взаимному удовольствию.
Можно понять. Сами подумайте: море… огромное, пустынное, ему нечем заняться, кроме как бесконечно катить гигантские серые валы. Вот оно подходит к земле, видит первые шхеры, первые острова и бросается на них, смывает всю зелень, смывает вообще все, что попадется, пока острова не станут такими же голыми и серыми, как оно само. Все-таки развлечение. Со вторым рядом происходит то же самое. И с третьим – острова выглядят так, точно по ним прошлась банда разбойников. Ничего не оставлено. Но островов все больше и больше, они совсем крошечные… и море понимает, что земля выслала ему навстречу малых детей. Просят пощады. И волны делаются пологими, штормы стихают, траве и кустам дозволено расти в расщелинах и на склонах. В конце концов море, будто устав от собственного величия, становится спокойным и ласковым. Даже малыши решаются лезть в воду. Море, должно быть, само себя не узнает – таким оно стало светлым и приветливым.
А теперь подумайте о земле, или, как ее называет ворон Батаки, суше. Однообразная, скучная… плоские поля, между полями кое-где березовые рощи или лесополосы. Может показаться, что у земли и других мыслей-то нет, кроме как о репе, картошке и овсе. Ну, еще о соснах и елях. И вдруг неведомо откуда является морской залив и режет это все пополам. Суша не особенно по этому поводу огорчается – подумаешь, обсажу березой и ольхой. Что я, озер не видала? Потом является другой залив. И с другим та же песня – ольха, березы. Ива кое-где. Беда небольшая. Что с водой церемониться?
Но фьорды становятся все шире и длиннее, рассекают поля и леса, и суше уже трудно делать вид, что она этого не замечает.
– Уж не само ли море сюда явилось? – наконец догадывается суша. – С морем совсем другой разговор!
И начинает срочно прихорашиваться, примерять венки из полевых цветов, запускать ручейки и родники. Вместо мрачных сосен и елей появляются дубы, липы и каштаны. Равнодушная ко всему суша постепенно превращается в прекрасный парк, каких нет даже в королевских дворцах. И когда она в таком виде является на встречу с морем, она тоже, как и море, не узнает саму себя.
Конечно, сейчас всего этого не увидишь, надо дождаться лета, но мальчуган все равно не мог не почувствовать, как мягка и дружелюбна окружающая его ночь. И ему было совсем не страшно.
Он потянулся и хотел было залезть под крыло Белого, но вдруг услышал снизу леденящий душу вой. Мальчик подошел к краю. На поляне, прямо под балконом, стоял лис. Шкура его в таинственном лунном свете казалось серебряной.
Он не отказался от преследования. Он бежал очень долго, из последних сил догнал стаю и сразу понял, что до гусей ему опять не дотянуться. И завыл – от злости, обиды и разочарования.
Вид у него был такой, будто он поет серенаду.
Мальчик спрятался за балясиной.
От такого воя проснулась и Акка, она всегда спала очень чутко. Акка не видела лиса: у гусей почти нет ночного зрения, – но узнала его по голосу:
– Это ты, Смирре, бродишь по ночам? Не спится?
– Да, – пролаял Смирре, – это я. Хотел только спросить: как вам, гусям, показалась сегодняшняя ночка?
– Ты хочешь сказать, что это ты подослал куницу и выдру?
– Именно это я и хочу сказать. Вы поиграли со мной в гусиные игры, ладно. Теперь я поиграю с вами в лисьи. И не оставлю вас в покое, пока хоть один останется в живых, даже если ради этого придется пробежать всю страну.