Удивительные приключения подмастерье Хлапича
Шрифт:
Под мостом и вправду хорошо не было: и сыро, и грязно, и страшно. По дну балки неслась бурным потоком дождевая вода и хотя повыше было более-менее сухо, но там нельзя было стоять в полный рост — приходилось либо сидеть, скорчившись, либо лежать.
Снаружи страшно бушевал ветер, дождь колотил по мосту, прямо, как молоток по гвоздям, поток воды угрожающе шумел, а гром был такой сильный и частый, и ударял с таким треском и грохотом, что тут под мостом, невозможно было ни говорить, ни слышать друг друга. Да и не очень-то этот человек хотел разговаривать с Хлапичем. Хлапич это понимал, но деваться было некуда. Так и сидели они — с одной стороны Хлапич и Бундаш, а с другой — этот Чёрный человек, как Хлапич про себя называл его. Ведь этот человек даже и не подумал Хлапичу
Дождь продолжал лить, как из ведра, если вообще бывает на свете такое ведро, из которого может лить такой дождь… и так долго. Гром продолжал громыхать, без продыха, а к тому же, наступила ночь.
— Похоже, эту ночь придётся ночевать здесь — сказал Чёрный человек, особо ни к кому не обращаясь и не очень внятно, но Хлапич расслышал. Он понимал, что так оно и есть, ведь снаружи шёл дождь, да такой, что и нос высунуть невозможно. Он огляделся и приметил, что тут, под мостом лежит солома, как будто кому-то уже приходилось коротать тут ночь, как сейчас это пришлось им. И Хлапич принялся устраиваться. Он поделил солому — немного себе, немного предложил соседу — чтоб и он смог прилечь. На что тот — никак не отозвался… Потом Хлапич снял свои лаковые сапожки, тщательно вытер их досуха и поставил рядом, подложил сумку себе под голову и лёг на солому. А Чёрный человек завернулся в свой черный плащ — и тоже лёг.
Хлапич сказал: «Спокойной ночи».
И Чёрный человек, помедлив, отозвался: «Да-да… Спокойной…». И они замолкли. Хлапич, конечно, как и всегда он это делал, перекрестился на ночь, а перекрестившись, потихоньку поднял голову, чтоб посмотреть, перекрестился ли Чёрный человек? А он не перекрестился. Только перевернулся на другой бок и тут же захрапел, как волк — громко и страшно. Хлапичу это сильно не понравилось, поэтому он ещё раз перекрестился. После чего обнял покрепче верного Бундаша, прижался к нему, потому что под мостом было и холодно, и сыро. И так вот согревшись, они, наконец, уснули.
Таков был второй день путешествия Хлапича. Нельзя сказать, что он был очень уж хорош, но ведь в каждом путешествии случаются свои неприятности…
— Ничего, ничего. — Думал Хлапич в полусне. — Завтра опять засияет весело солнышко, а он, Хлапич, наденет свои дорогие лаковые сапожки и двинется дальше, дальше, и всё будет хорошо. И с этими хорошими мыслями он, сам не заметив как, уснул…
Глава четвёртая
Третий день путешествия
I
Большая беда
— Спи, Бундаш, спи. — Бундаш притих, и они снова уснули…
Наконец наступило утро. Проснувшись, Хлапич увидел, что того человека в чёрном плаще уже нет. Он ушёл когда Хлапич и Бундаш ещё спали. Нельзя сказать, что Хлапича это сильно огорчило. Нет, скорее он обрадовался. Так обрадовался, что выбравшись из-под моста весело вскочил на ноги, потянулся, оглянулся… и решил тут же надеть свои дорогие лаковые сапожки, но…
Но то, что увидел Хлапич, заглянув под мост, было непередаваемо-ужасно… Сапоги пропали! Их не было на соломе, куда он их накануне поставил. Их не было под соломой, которую он тут же перерыл. Одним словом, их не было нигде. Их не было, не было! Не было!
Ясное дело, их забрал себе Черный человек, когда Хлапич ещё спал. Забрал, да и ушёл с ними.
— Боже мой! — воскликнул Хлапич, когда понял, что его сапоги пропали. От огорчения он сложил руки ладонями вместе, да так, наверно, целый час и простоял столбом. Он был потрясён.
Любой ребёнок, наверно, заплакал бы, если бы у него украли такие красивые, такие дорогие, такие любимые и единственные лаковые сапожки. Любой ребёнок плакал бы, оставшись босым на дороге, посреди пути. Любой ребёнок — но только не Хлапич! Хлапич не плакал.
Он долго думал, а потом, словно очнувшись, свистнул Бундаша и твёрдо проговорил:
— Идём, Бундаш! Идём искать этого Чёрного человека! Мы найдём его! Даже если будем искать его десять лет — мы найдём его! Мы вернём мои сапожки! Даже — если он их спрятал в дымоход королевского дворца, или засунул самому чёрту в пекло! Всё равно — мы их найдём! Найдём!
Так пошёл Хлапич — босым по дороге, искать свои сапожки. И было это началом самых удивительных происшествий в его удивительном путешествии…
Но не такое простое дело, оказывается, искать сапоги. Земля ведь, круглая, к тому же, и очень большая, и на ней так много мест, где Чёрный человек мог бы спрятать эти замечательные лаковые сапожки.
II
Девочка на дороге
9
Народные школы — государственные четырёхлетние общеобразовательные школы для бедных детей, существовавшие в Хорватии с 1874 года.
И вот, когда Хлапич шёл уже более часа, он вдруг увидел перед собой на дороге… маленькую девочку. Конечно, он очень удивился. К тому же, это была совсем не обычная маленькая девочка — красивая и нарядная. У неё были красивые, распущенные по плечам, золотые волосы. А на её плече — ну и ну! — сидел ярко-зелёный попугай. Она быстро шла по дороге. У неё в руке был большой узелок красного цвета, а в этом узелке были её нарядные платья, туфельки и прочие пожитки. Дело было в том, что девочка эта была цирковая артистка и она тоже путешествовала. Звали её Гита. Это, конечно, было довольно странное имя, но ведь в цирке бывает много всяких странных вещей. Гита показалась Хлапичу очень красивой. Она и была красивой. И одета она была красиво. На ней была голубая пышная юбочка, отороченная по краю серебряным кантом. Юбочка, правда, было довольно поношенная и старая, штопанная — перештопанная, но ведь это ничего, не так ли? Ещё на Гите были белые высокие ботиночки, зашнурованные золотыми шнурками. И они тоже были старые и поношенные, но и это ведь, тоже ничего. Хлапичу она показалась такой нарядной и красивой, что он прибавил шагу, чтоб сё догнать.
— Доброе утро! — поздоровался Хлапич, когда поравнялся с Гитой. Однако, ему вместо Гиты, ответил Попугай:
— Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро! — Попугай ответил только три раза, хотя запросто мог бы повторять своё «Доброе утро!» и восемь дней подряд, если бы Гита не схватила его за клюв.
Тогда и начался между ними разговор. Гита рассказала Хлапичу, что владелец цирка оставил её одну в каком-то селе неподалёку отсюда, поскольку она заболела. Теперь цирк был уже далеко — через два села и один город, наверно. И находится, скорее всего, в третьем по счёту селе, — так считала Гита, которая догоняла свои цирк, и как раз сейчас шла в это третье село.