Углич. Роман-хроника
Шрифт:
Правитель называл Житницкую улицу «мятежным скопищем» и ждал удобного случая, чтобы его уничтожить.
Михайла Федорович явился к Петру Шереметьеву (как и к Милославскому) под видом калики.
– Ни за что бы, не признал тебя, князь, на улице, - рассмеялся Шереметьев.
– В таких-то лохмотьях? Вот до чего довел родовитых людей Бориска.
– Скажи спасибо, сродник, что в живых остался. Сколь именитых бояр отравлено,
– Истинно, Петр Никитич.
Михайла Федорович поднялся из кресла и ступил к лавке, на коей лежала его каличья сума.
– С подарком я к тебе, боярин. От царицы Марии Федоровны.
Нагой вытянул из сумы темно-зеленый ларец и протянул его Шереметьеву.
– Тяжеленький. Да как же ты, сродник, не побоялся пронести сей дар? Всюду стрельцы да ярыжки рыскают. Смел же ты.
– Да никакой смелости не надо. Калик по древнему обычаю не обыскивают, да и не безопасно: не проклял бы со зла… Вскрывай, Петр Никитич.
– А это не подарок Ивану Грозному?
– пошутил Шереметьев.
– Нашел чего вспомнить.
В 1581 году, во время Ливонской войны, в Кремль, во дворец государя прибыл гонец Моллер от польских воевод для переговоров. Он привез с собой в подарок изящный, художественно отделанный ларец, кой представлял собой довольно большой, увесистый ящик.
– Отчего такой тяжелый?
– спросил Иван Васильевич.
– Ларец наполнен золотом, - ответил Моллер.
Подозрительный царь отнесся к подарку с осторожностью.
– Что-то ваши жадные ляхи на сей раз не поскупились, - насмешливо произнес Грозный.
– Добрый мир - дороже пуда золота, ваше величество, - поклонившись, сладкозвучно проговорил Моллер.
Иван Васильевич со всех сторон оглядел ларец и приказал:
– Позовите мне Кириллку Данилова.
(Источники именуют Кириллку «ларцы отпирающим»). Мастер, обследовав ящик, молвил:
– Хитрая штуковина… Ты бы вышел, великий государь.
Впервые в жизни Иван Грозный без раздумий выполнил совет холопа.
Кириллка с превеликой осторожностью умело снял крышку и изумился. В ящике лежал пуд зелья (пороха) и 24 фитильных ружья. Каждое ружье было заряжено, к крышке же приделано было особое приспособление - колесо с кремневым устройством. Достаточно было поднять крышку с «подарка», чтобы вступил в действие кремень, взорвался порох, и разрядились ружья.
Великого государя всея Руси не стало бы за три года до его смерти.
Моллер поспешил скрыться, но из Москвы он не успел уйти. Его сумела настигнуть государева охрана. Гонец был предан лютой казни, на коей присутствовал сам Иван Васильевич…
– Вскрывай, вскрывай, Петр Никитич. У Марии Федоровны нет надобности тебя убивать.
– Но она прислала орудие убийства, - вынув из ларца пистоль, произнес Шереметьев, залюбовавшись отделкой огнестрельного изделия.
– Хорош, хоть и с явным намеком. Ну и Мария Федоровна… И ты думаешь, Федор Михайлович, что этот пистоль может пригодиться?
– Изрядно подумать надо, Петр Никитич. Не ведаю, как ты, но я готов растерзать Бориску!
– с запалом проговорил Нагой.
– Верю тебе, князь. Борис всю вашу семью унизил. Но убить его не просто124. Годунов наводнил Москву своими соглядниками. В каждом боярском доме есть его человек.
– Даже в твоем?
– А то, как же. За каждым недоброхотом Годунова доглядывает один из его дворовых. У меня десятки холопов и я наверняка ведаю, что один из них куплен Бориской.
– Не догадываешься?
Шереметьев отрицательно покрутил головой.
– Все они одним миром мазаны. На Москве редкость, чтобы холопы были преданы своему господину. Мыслишь, у тебя в Угличе лучше?
– Ране было урядливо, о каких-либо доглядчиках и разговору не заходило. Ныне же в Угличе появился ставленник Годунова, дьяк Битяговский. Зверь-мужик, всё вынюхивает да выискивает, в дела Углицкого двора свой нос сует.
– А тебе не кажется, Федор Михайлович, что сей дьяк тебя спохватился?
– Поди, спохватился, но я хоть и в опале, но волен разъезжать по всему Углицкому княжеству.
– Волен-то, волен, но я хорошо ведаю сего дьяка. Хитрого да лукавого на кривой не обойдешь. Битяговский может тайный сыск учинить.
– Пока он сыск ведет, на троне может царевич Дмитрий оказаться.
– Так быстро?
– Ты знаешь, Петр Никитич, коль за эти дни ничего не придумаем, то я сам убью Бориску.
– Каким образом?
– По пятницам Бориска ходит молиться в собор. Я, как нищий, приду на паперть, а когда Годунов выйдет из храма, я выстрелю в него из пистоля. Выстрелю наверняка, в грудь. Подойду к нему за подаянием и сражу его наповал. Я изготовил заряд, кой и медведя свалит.
– Но ведь и тебе тогда конец, князь.