Углич. Роман-хроника
Шрифт:
Окольничий, ведая, что порой творится в ямских избах, глянул на одного из холопов.
– Опрастай, Митька.
Митька (видимо, был ближним холопом) выпил, а окольничий, всё так же потихоньку охая, лег на спальную лавку, покрытую тюфяком.
– С утра начну пить твое зелье, ямщик.
– Как тебе будет угодно, боярин. Но токмо напрасно моего настоя чураешься, - с долей обиды произнес Юшка.
– Не чураюсь, ямщик. Все добрые дела начинаются с утра.
–
– Порастрясло меня в возке-то. Дороги-то наши - не скатерть самобраная, ухабы да колдобины. А в грудях прытко ломит. Поотлежаться надо бы денька два.
– Почивай с Богом, боярин.
Юшка поклонился окольничему и пошел на конюшню задавать лошадям овса. С усмешкой подумал:
«Живуча боярская подозрительность. Испокон веку первую чарку выпивает холоп. Все отравного зелья побаиваются. Но он, Юшка, не дурак, чтобы подавать зелье при холопах. Настой-то и в самом деле пользительный».
Юшка в пользительных травах не разбирался, но когда в его голове созрела мысль о заезжем, недужном путнике, ему невольно пришлось о них подумать. Разобраться в целебных травах помог ему один из торговых людей, остановившийся в ямской избе.
– Ты покажи их мне, ради Христа. Меня, бывает, разные хвори одолевают. Я тебе хорошо заплачу.
– Ради святого дела денег не берут. Ныне самая цветень. Пройдемся-ка по лугам, подборьям128 да по лесу. В экую пору самое время травки собирать…
Насобирал и насушил всякой травки Юшка, приготовил настоя и настойки от всяких недугов, отнес их в погребок, дабы не испортились, и ждал подходящего случая. Дождался-таки, как на блюдце преподнесли. Боярин плох, с первого взгляда видно. Теперь же - расположить к себе, а затем «подсобить», отправить его на тот свет. Но делать надо всё умненько да хитренько, дабы комар носу не подточил.
На другое утро, спросив, здоров ли Митька, окольничий принялся за леченье.
– Горька, боярин? А ты водицей на меду запей, одно другому не повредит.
Митьке же Юшка с глазу на глаз сердобольно сказал:
– Я хоть и не лекарь, но боярин твой долго не протянет.
– Чего ж ты тогда за исцеление его взялся?
– Жаль мне боярина. Хворь его по всему застарелая.
– Да уж, почитай, года три грудной жабой мается.
– Вот и я о том. Травки мои хоть на какое-то время жизнь боярина облегчат. Токмо хочу упредить тебя, Митрий. Не сказывай о нашем разговоре Нилу Силантьевичу, иначе совсем сникнет.
– Чай, сам понимаю.
– Вот и добро. А я уж постараюсь оттянуть кончину боярина.
Юшка соврал холопу. Боярин хоть и страдает грудной жабой, но он может протянуть еще несколько лет, поелику жизнь каждого человека определяет Всевышний. Но ныне Юшка своего случая не упустит.
Вернувшись к Нилу Силантьевичу, он застал его в добром расположение духа.
– Отпустило, ямщик. Кажись, и впрямь твой настой зело пользителен, будто живой воды испил.
– Рад за тебя, боярин. Кабы пожил у меня недельку, совсем бы про недуг забыл.
– Недельку? Хотелось бы, да дела в Угличе ждут.
Окольничий Тулупов был послан в Углич Борисом Годуновым.
– Битяговский шлет мне разные грамоты, но всего в них не скажешь. Потолкуй, Нил Силантьевич, с дьяком. Изведай всё до мельчайших подробностей - и вспять.
«И дел-то», - подумал Тулупов. Норовил сказать о своем недуге (лекарь-немчин просил о всяких дорогах напрочь забыть), но промолчал. Откажешься - Годунов Бог весть что подумает. Охладеет, от царева двора отлучит, а то и в Дикое Поле129 сошлет воеводишкой на Засечную черту130. Так и снарядился в дальнюю дорогу недужным. Уж подумывал, что не добраться живым до Углича, да тут ямщик с целительными настоями подвернулся. Добрый, знать, мужик.
– Дела можно и отложить, боярин. Здоровье всему голова. Подлечишься - и дале поезжай.
– Ох, не ведаю, как и быть, Юшка. Дело не комар, от него не отмахнешься. Ну да погляжу денек, другой… Ты как в ямщики-то угодил?
– От нищеты, боярин. Жил ране в убогой деревушке. Семья была - шестеро мальцов-огальцов. Голодовали шибко. Трое ребятишек примерли, остальных вкупе с женой моровая язва прибрала. Горькой сиротой остался. Норовил в люди выбиться, но из дуги оглобли не сделаешь. А тут прослышал я, что царь-государь кличет охочих людей в ямщики. Но я человек подневольный, пожилое131господину своему задолжал. Как уйдешь? В бега? Но я привык по правде жить. Беглый человек - тот же воровской человек.
– Истинно, Юшка. Ну и как же тебе удалось из кабалы выбиться?
– Пришел на двор своего господина и честно сказал: «Денег у меня нет, высеки меня батогами, а потом на волю отпусти». Барин вначале посмеялся, а затем молвил: «Легко хочешь от кабалы уйти, Юшка. У мужика кожа дубленная, от батогов оклемается. Высеку я тебя, потом с моим медведем подерись».
– Жесток же твой барин. Экая на тебя беда навалилась, - с осуждающим сочувствием покачал головой окольничий.
– Жесток, но куда денешься? Беда не дуда: поиграв, не кинешь. Вот и пришлось мне согласиться. Крепко высекли меня холопы барские, водой отливали. Два дня на соломе в подклете отлеживался, одним квасом да ломтем хлеба потчевали.
– Жесток!
– вновь покачал головой Нил Силантьевич.
– На третий день встал. Пришел барин, и ковш хмельного меду поднес. «Выпей, - сказывает, - и на косолапого». Повели меня холопы в клеть, рогатину в руку сунули, и дверь за собой замкнули. Клеть фонарем освещается, а верх закрыт решеткой дубовой. Встал на нее барин и сказывает: «Прости, Михайла Потапыч, давно тебя не кормил, зато ныне сыт будешь. Разорви на части этого смерда!».