Угличское дело. Кинороман
Шрифт:
ХХХ
Романовы пошли в рост из-за женщины. Московский боярский род средних дарований, но хитрый и терпеливый. Между ними и троном долгое время стояли семьи великие и знатные пусть не делом, но памятью далеких, а значит невероятно славных предков. Рюриковичи. Гедиминовичи. Прямиком от Иафета через Августа Цезаря и императрицу Феофано. На этом фоне Андрейка Кобыла - родоначальник Романовых гляделся неважнецки. Бояре московские какими бы богатыми не были перед спесивой золоченой пылью пасовали. Шуйские, Воротынские, Голицины. И несть им числа частоколом глухим встали перед троном. Одна надежда была на самоуправство государево. Священное прогрессивное начало, мастерок, которым царство каменный Кремль построило, а
Первой женой Ивана Грозного стала Анастасия Романова, и это событие помимо всего прочего стало символом нового времени. Царь, уже самый настоящий венчанный царь, искал себе надежную опору внутри собственного государства. Ведь прямо в воздухе висела его с виду бесконтрольная власть. В разряженном воздухе аристократосферы. Он положился на вторых. Тех, что позднее назовут дворянством, и Романовы были лучшими из этого тогда молодого сильного энергичного племени. Это был правильный брак, и они любили друг друга. Анастасия до поры до времени смиряла те злые черные силы, какими была доверху заполнена его, с самого рождения, истерзанная хворая душа. Когда Анастасии не стало, некому было больше противиться, а сам царь не мог. Чумой стал на троне и заразил всю страну страхом и ужасом.
Романовы смогли удержаться в самое черное время. Они не высовывались. Были верными родственниками, а после смерти царя Ивана в 1584 году, Никита Романов стал одним из тех, кому было поручено опекать и наставлять царя Федора. В Регентском совете Никита Романов дядя царя и Борис Годунов шурин царя соединились против Мстиславских, Шуйских и Бельского. Через Романовых Годунову удалось укрепиться и стать, по сути, единоличным правителем. Бельский был сослан. Мстиславские и Шуйские разгромлены. После смерти Никиты Романова главой рода стал Федор Никитич. И тяжко ему бы пришлось обеспечить будущее фамилии и малолетних братьев. Если бы не было у него верного и мудрого человека полностью преданного клану. Такой человек у Федора Никитича был.
Суббота Зотов сильный и высокий мужчина с толстой, как слоновья нога, шеей и пепельным окрасом короткой бородки. Он тяжело топал по извилистым переходам романовского терема. Все благоразумно пряталось и затихало, услышав тяжелую поступь дядьки Федора Никитича. Вдруг на пути Субботы возникла съежившаяся фигура растерянного мальчугана. В трясущихся руках деревянный ковшик. Суббота навис над бедным романовским служкой. Мальчик немо хватал воздух ртом.
– Ты чего, малец?
– Воду несу....Воду просили.
– бормотал мальчишка.
– Ну...Дай пройти.
Малец с трудом разбирал чего от него хотят, а Суббота улыбался.
– Пройти то дашь?
Малец резво отошел в сторону.
– Ну беги, беги.
Малец пошел по переходу, стирая со лба холодный пот. Вдруг он взлетел, получив мощный пинок, и ударился о стену. Заплакал немо, не дай бог услышит.
А Суббота и не думал. Сказал рассудительно.
– Не со зла, малец. Для порядку.
Суббота окинул грозным взором, запертые но всеслышащие двери. Ударил ногой в первую попавшуюся.
– Всех вас мышей. Всех насквозь
Суббота двинулся дальше. Тяжелая низкая дверь. Перевел дух. Что-то изменилось в его лице. Теперь он пытался выглядеть слугой.
Суббота вошел в красиво разрисованную комнату с набранным полом. Он поклонился Федору Никитичу молодому гибкому широкоплечему красавцу.
– Что?- спросил встревоженно Федор Никитич.
Суббота остановился в углу перед иконами. Истово и жадно перекрестился. Потом повернулся.
– Гонец от правителя. К себе требует.
Федор раскинул руки крестом.
– Елданко. Тащи вериги.
Открылась маленькая дверь. В нее втиснулся заспанный толстый холоп. Чесал мягкое брюхо. Едва увидев Субботу мгновенно преобразился. Резвел и худел на глазах.
– По полному чину, княже?
– Все что в печи на стол мечи. В Кремль еду.
Елданко пропал за дверью.
– К обеду поспеешь.- сказал Суббота.
– Дело... У Бориса, Швырев Мишка сказывал, стерляди пуховые. И к девкам от него на Лубянку ближе.
– На Лубянке черти живут. В бабах срамных, как в избах. Кто зайдет того в пекло тащат.
Федор засмеялся.
– Не бойся, Суббота. Это если засиживаться долго.
В дверь протиснулся Елданко с кипой одежды на руках. С превеликим почтением стал наряжать Федора. Суббота любовался воспитанником, так что в глаз слеза полетела.
– Женить тебя пора. Обещал я твоему батюшке. Может, правитель затем и зовет. Ах, как было бы... У Стрешневых такая ягодка наливается... По Романовскому роду. Царица.
– Откуда знаешь? Видел?
– Кто боярскую девицу мне покажет. Да мне и видеть ее незачем. Все что надо я и так знаю. Батюшка ее окольничий. Под Быстрицей воеводой левой руки был. Сел у них и выпасов. Да соляных ям да казны денежной и рухляди полневой... Как при всем том красивой не быть?
– Соляные ямы...Тогда точно красавица писаная. Только не даст мне Борис дозволу. Я бы не дал. Князю Василию Шуйскому уже и сорок, а все холост.
– Шуйские проклятый, бунташный род. Поделом им. Ядовитое семя.
– Что до того Борису. Его другое гложет.
Елданко подал тяжелое верхнее платье. С трудом Федор натянул его на себя
Суббота говорил
– Пускай их...Годунов вперед глядит...Что после царя Федора будет. Шуйские Рюриковичи и они первые у трона. Пусть жрут друг друга.
– Ты про Дмитрия совсем забыл.
– Нет, княже, я все помню.
Елданко торжественно внес высокую горлатную шапку. Суббота отобрал ее и сам почтительно водрузил на голову Федора.
– Как?
– спросил Федор.
– Грозен яко лев рычащий. Блистаешь яко солнце полуденное.
– Потею и пахну яко сто онуч мужицких. Хожу яко в уборную не поспел, да еще и печная труба на голове. Елданко, давай меняться жизнями.
– Терпи, княже.
– Терплю. Самый распоследний посадский вольнее меня. Жениться по собственной воле не могу. Хорошо ли это, Суббота?