Угличское дело. Кинороман
Шрифт:
– Не знаю. Я не ты.
– И я пока не я....- сменил вдруг свой задорный веселый тон Федор Никитич. И показалось вдруг Субботе, что не боярская шапка на воспитаннике его,, а что-то более золотое: то ли шапка царская, то ли клобук белый патриарший..
– Чего смеешься, Суббота?
Зотов согнал с сурового лица легкую улыбку.
– Так...Привидится дурь всякая.
ХХХ
В темной комнате перед Каракутом стояли хозяин и хозяйка постоялого
– И за что? Ни за что.
– выговаривал хозяин Каракуту
– Говорил вина ему не давать.
– Так и не давали.
Хозяйка вмешалась.
– Чертячья перетычка. Как перед Михаилом Берлиберийским. До конца стояли. Ухват бабушкин аб евоный хребет анафемский сломала.
Хозяин поспешил на помощь жене.
– Ох и ухватский был ухват из железа свейского. Убытков сколько от Рыбки твово. Он ведь и зверюгу своего опоил. Вдвоем бочку приговорили, шельмы.
– Щи теплые?- Каракут спросил хозяйку.
– Сутошные. Достала только.
Каракут взял чугунок.
– А мордопорча? Как бабу мою подбил, гляди.
– не отставал хозяин.
Каракут оставил чугунок. Открыл железный сундук. Достал серебристую песцовую шкурку. Завязал его вокруг шеи хозяйки. Другую шкурку вокруг шеи хозяина.
– Это че?- спросила хозяйка.
– За беспокойство.
– А ухват?
Каракут вздохнул. Снл с шеи хозяина шкурку. Бросил в сундук. Высыпал в руку хозяина горсть медяков.
– Божий он у тебя человек, хозяйка. Не стяжатель, но дурак дураком.
Каракут появился на пороге постоялого двора. Вкусно ел щи из чугунка. Слышно было как сзади голосит хозяйка.
– Да мы бы всему воинству небесному ухваты купили бы пенек ты нерастыканый.
Слышен удар и жалобный скулеж хозяина. Каракут закрыл дверь.
Каракут шел по двору. Обошел мохнатый бежевый холмик и остановился. Перед ним открылась эпическая картина. Рыбка и его верблюд Васька спали, едва ли не обнявшись, и храпели едино в одну дуду. Каракут поставил на землю чугунок. Рыбка открыл один глаз и тут же закрыл. Стремительно и ненатурально захрапел. Каракут говорил в пространство, как будто не заметив этого.
– А хороший был песец. Серебряный. Жаль что отдал.
– Этим жадюгам.
– Рыбка сел, зевая.
– Ты их видал? Великая мордопорча. Так что по грехам по грехам Рыбка казак. Подымайся и Ваську подымай или не поднимается?
– Не знаю. Вчера как верблюда пил.
– А он и есть верблюда
.- Ну да?
– Только ему не говори.
Пока собрались, пока Ваську растолкали, майский свежий денек прочно утвердился. Каракут взлетел в седло. Левая рука на рукоятке черкесской шашки. Оглянул свой небольшой поезд. Погрозил шутливо Рыбке. Тот качался дремотно и полупьяно среди горбов понурого Васьки. Каракут махнул рукой. Двинулись.
ХХХ
Москва.
1-й - Не туда идешь, карасик. Сюда ходи. Здесь слаще.
Молодка - Да что с тебя взять с холопа смиренного. Что мы с тобой делать? Ворота подпирать на пару.
2-й - Смотря чем подпирать. Если оглоблей.
Молодка.
– Куда тебе. У тебя вся сила в язык ушла. Байбаки рязанские.
1-й - Брось их Федос. Тютя едет.
1-й холоп держал за уздцы крестьянскую лошадку. За ней возвышалась фигура здоровенного мужика.
1-й - Куды?
Мужик - Туды.
1-й - Куды туды?
Мужик не уступал.
М.
– Туды куды
1-й - Туды?
М.
– Туды.
1-й - Туды. Туды можно.... Если бы куды....Езжай.
Мужик чертыхаясь хлестанул лошадку.
У ворот подворья Шуйских. 1-й холоп смотрел вслед отъезжающей телеге.
1-й - Вот где, балабол. Не заткнешь. Что там?
2-й холоп показал разлапистый щучий хвост.
1-й - Ух ты какая жирная да купчистая. Чисто Меланья Патрикеевна с Арбату. Эта даже на рожу пригожей.
В это мгновение одна из створок тяжелых высоких ворот открылась и на улице появились красиво наряженные всадники на крупных немецких конях. Между ними был преувеличенно, выше самого высокого края лицемерия, бедно одетый тщедушный человек на маленькой хрупкой лошадке. У человечка были удивительно умные пронзительные, всеподмечающие глаза. И честно добытую щуку он подметил сразу.
– Что это у тебя, Фомка.
– голос у человека был такого же высокого тона как несмазанные петли в деревянном хорошо натопленном доме.
Фомка не будь дурак, сразу на колени бухнулся, и щуку на руках перед собой держал.
– Вот, князь Василий.
– Это хорошо. На кухню снесите. От царя, если вернусь, попробую.
Холопы посмотрели как поезд князя Шуйского скрылся за поворотом, а потом Фома сказал.
– Эх, если бы я князем был...Никогда бы так. Что же это перед всей улицей у своих же холопов отбирать. Никакой чести.
А второй ему на это.
– Да что тебе понимать....Пановать не холопствовать. Там все навыворот, так уцелеешь.
ХХХ
Углич. Не боевые "украинные" стены а вполне себе мирные внутренние городские стены. Сушилось белье, а кое-где проломы были неряшливо заделаны досками и заросли кустами да травой. Тусклая деревянная икона над ржавыми воротами. У торговой дороги, ведущей в город, совсем молоденький стрелец в кафтане и с бердышом, начищенном до блеска. Он охранял женщину, по шею закопанную в землю. Недалеко девушка Дарья, а с другой стороны, на низенькой скамеечке, сидела бойкая старушка Макеевна, мать стрельца Торопки.