Угол атаки (Солдаты удачи - 7)
Шрифт:
Когда "черные" унесли бренные останки невезучего подполковника Тимашука, а пират молча забрал видеокамеру и ушел, выключив свет, Док, вещая со своего трона, ввел нас в курс дела. В могильной темноте бокса голос его звучал не то чтобы виновато, но словно бы не слишком уверенно, а все слова, в общем-то правильные, выглядели так, как если бы на кладбище читали вслух газету "Комсомольская правда" еще старых добрых времен. Но мы бодрыми комсомольскими голосами тех же старых добрых времен заверили Дока, что все о'кей, что мы просто счастливы послужить России и гаранту ейной конституции даже
"Ексель-моксель, хотели как лучше, а получилось, как всегда".
Во всяком случае, стало понятно, почему сработал самоликвидатор "Селены" после того, как в управлении получили последний привет от подполковника Тимашука: по передатчику могли вычислить Центр. Оставалось надеяться, что генерал-лейтенант Нифонтов и полковник Голубков позаботятся о том, чтобы наши героические трупы были преданы земле пусть без воинских почестей, но хотя бы по-человечески. И хорошо бы эту заботу они проявили без промедления, пока мы и в самом деле не стали трупами. А о реальности такого исхода говорила вся атмосфера бокса. В ней все еще словно бы витали ангелы смерти и пели нежными детскими голосами, а за железными дверями беззвучно струился Стикс, и бессонный паромщик Харон в черной униформе с "калашом" вместо кормового весла стоял на своем посту. Он всегда на посту, ему некогда отлучаться. Безработица ему не грозит.
"Влюбленных много, он один на перепра-а-ве..." Вот и говори после этого, что попса портит художественный вкус народа. Вкус она, может, и портит, но душевное здоровье сохранить помогает.
Потому что дает возможность не думать о том, о чем лучше не думать.
Прошло не меньше часа после того, как приземлился истребитель, но ничего не происходило. Я попытался задремать, но тут бетонная коробка бокса снова содрогнулась от вибрации куда более сильной. Это уж точно был какой-то тяжелый транспортник. И едва вибрация стихла, как в коридоре послышались голоса, загрохотали засовы и двери бокса со скрежетом распахнулись. Я успел сообразить, что это оживление нашей жизни никак не может быть связано с посадкой транспортника, потому что он еще только-только заруливал на стоянку. Но тут вспыхнул свет, и внимание мое переключилось на картину, открывшуюся нашим взорам.
Картина была такая. В дверном проеме - с грозным видом, расставив ноги и сунув руки в карманы армейского плаща, - стоял полковник Голубков, которого я не сразу узнал, потому что никогда раньше не видел в форме. За правым его плечом возвышался пират с "калашом" на изготовку. А слева стоял коротенький местный полковник, которого мы видели во время допроса в караулке. У него была поза продавца, который демонстрирует оптовому покупателю богатства своего лабаза. Он даже рукой повел, как бы предлагая полюбоваться. И сопроводил свой жест словами:
– Вот смотрите. Все пятеро. Вполне живые. И никакой попытки к бегству не было. Понятия не имею, откуда вы это взяли. Погиб
Мы произвели шевеление, чтобы показать, что мы и в самом деле не трупы. И даже Муха оживленно заскрипел носилками, демонстрируя, что он ожил.
– Что это они у вас тут как звери по углам? Снять наручники! приказал Голубков.
– Это опасно, - предупредил полковник.
– Сейчас, Тулин, здесь командую я. Вы уже докомандовались. Выполняйте приказ!
– Снимай, Сивопляс, - кивнул полковник Тулин пирату.
По команде пирата в боксе появились трое "черных", встали у двери, выставив "калаши". Сивопляс разрезал скотч на руках и ногах Дока, потом прошел по боксу, освобождая нас от браслеток.
– Всем выйти!
– приказал Голубков, когда с этой приятной для нас процедурой было покончено.
Я ожидал, что Сивопляс воспротивится, но он лишь сказал:
– Если что, так имейте в виду. Я не знаю, как должно быть, но вы делаете неправильно.
– Кру-гом!
– скомандовал Голубков.
– Один тоже вот говорил "кругом", а сейчас узнает происхождение жизни. Есть "кругом". У вас своя голова за плечами.
Полковник Тулин и "черные" вышли.
– Вы в порядке?
– спросил Голубков, оглядывая нас быстрым внимательным взглядом.
– С нами потом, - ответил Док.
– Как у вас?
– Нормально. Теперь нормально. Почти все.
– Почти?
– переспросил Док.
– Да. Они выслали вместо "Мрии" "Руслан". Но с ним мы разберемся без вас. Слушайте внимательно. Официальная версия: я прилетел из Москвы расследовать эпизод с "Мрией".
– Долго же вы летели, - заметил я.
– Не иначе как на крыльях любви.
– Наоборот, быстро, - оборвал Голубков, почему-то не расположенный к шуткам.
– На МиГ-29УБ. Поэтому прилетел один. Команда на подходе.
– Какая команда?
– полюбопытствовал Боцман.
– Все объяснения потом. Запомните: вы меня не знаете, я вас не знаю.
– Запомним, - подал голос Артист.
– Не знаем и знать не хотим. И никогда не захотим. Это вы тоже запомните.
– Отставить разговоры!
– приказал Голубков.
– Сейчас вас отправят в контрразведку округа. Не дергаться. Ясно? Оттуда я вас заберу. Тогда и будем объясняться. Пока скажу только одно...
Он помолчал и сказал:
– Сукины дети. Сукины вы дети! Мы ведь вас уже похоронили!
– Поторопились, - буркнул несентиментальный Боцман.
– Нашим-то хоть не сообщили?
– Нет. Хотел сначала сам убедиться.
– Большое вам за это человеческое спасибо, - сказал Артист.
– Что произошло с Тимашуком?
– А что с ним произошло?
– удивился я.
– Неосторожное обращение с оружием.
– Подробней!
– потребовал Голубков.
– Да все очень просто, - пришел мне на помощь Артист.
– Человек взял ПМ, дослал патрон, взвел курок и начал почесывать стволом висок. Чисто рефлекторно. Обычное дело. А потом нечаянно дернул пальцем.
– Не соскучишься с вами. Ладно. Так вот, - продолжал Голубков.
– В округе - никому ничего. Молчать как...