Угольки
Шрифт:
Наконец, Кэл поднимается с кресла. где затачивал ножи (ни один из них сейчас не нуждается в заточке, но он все равно это делает), затем начинает надевать ботинки, куртку, шапку и шарф, который я для него связала.
Он собирается рубить дрова, а значит, меня наконец-то выпустят из этой комнаты.
Когда я надеваю свое хорошенькое рождественское пальто, он косится в мою сторону.
— Сегодня для тебя слишком холодно.
— Что?
— Слишком холодно…
Этот засранец реально планирует настоять, чтобы я осталась внутри.
— Если там не
— Ты там замерзнешь насмерть.
— Если там реально настолько холодно, то и ты не можешь выходить. Я никогда не задерживаюсь надолго. Ты не можешь держать меня в доме как пленницу.
Он колеблется. По его напряженному лицу я явственно вижу, что он пытается решить, не остаться ли самому в доме, чтобы не пустить меня.
— Мне надо выйти, — добавляю я. — Кэл, мне это необходимо, — на мгновение я умоляю с тем же отчаянием, которое испытываю внутри.
После очередной паузы он мягко хмыкает.
— Ладно. Но сегодня всего на пятнадцать минут. Не больше.
— Ладно, — я оборачиваю мягким шерстяным платком шею и нижнюю часть лица. Затем натягиваю на голову вязаную шапку, так что видно только глаза.
Надев перчатки, я иду к двери.
— Рэйчел.
Это одно слово останавливает меня. Он почти никогда не зовет меня по имени. Он больше не зовет меня малышкой. В основном называет просто ребенком.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.
— Пятнадцать минут. Повтори.
— Пятнадцать минут, — отвечаю я и наконец-то выхожу за дверь.
На самом деле снега не так много. На земле выпало всего несколько дюймов. Проблема в том, что снег застыл сплошным полотном наста, так что ходить очень сложно.
Я направляюсь в лес, поскольку там наименее скользко и есть чем полюбоваться, и я делаю тяжелые шаги, чтобы проломить корку наста. Она такая прочная, что это удается мне лишь изредка и требует больших усилий, так что я в итоге отказываюсь от леса и выхожу на гравийную подъездную дорожку.
Тут тоже скользко. Я даже не могу пробить слой застывшего снега, так что прекращаю попытки и просто как можно аккуратнее иду по льду. Хотя бы на дорожке не приходится пробиваться сквозь деревья.
Дорога дается непросто, и Кэл не ошибся насчет того, как сегодня холодно. Воздух жалит тот небольшой участок обнаженной кожи между моей шапкой и платком. Прогулка такая сложная и дискомфортная, что я даже не знаю, зачем утруждаюсь. Может, чтобы доказать что-то Кэлу. А может, самой себе. В любом случае, я как можно точнее отмеряю семь минут, затем разворачиваюсь и направляюсь обратно по гравийной дорожке к хижине.
Идти вверх по склону холма сложнее, и я сильно сожалею о своих решениях, когда поскальзываюсь и балансирую на каждом шаге. Я не уверена, какая часть пути уже преодолена, потому что мои глаза больно щиплет, и тут я замечаю движение справа от себя в лесу.
Я смотрю. Естественно, я смотрю. Ни одно здравомыслящее
Мне приходится ступить в лес, чтобы понять, что породило это движение.
На небольшой поляне виднеется старое костровище. Я не могу представить, чтобы Кэл так паршиво его собрал, так что оно наверняка было тут еще до того, как он купил участок. По сути, это круг из камней, уложенных друг на друга, а сверху лежит ржавая металлическая решетка.
На решетке дергается маленькая птичка-кардинал — именно этот проблеск движения и цвета я заметила среди неумолимых серо-белых тонов мира.
Я уже редко вижу маленьких птиц. Ничего, кроме ворон и падальщиков. Так что я вскользь иду осмотреться и наконец-то вижу, что крылышко птички каким-то образом примерзло к металлу решетки.
Кардинал не может освободиться.
Бедняжка. Он такой красивенький и красный в блеклом болезненном мире.
Мне удается аккуратно разломить лед и освободить крылышко. Кардинал в процессе всего лишь теряет несколько перышек.
Он улетает, перепуганный и неблагодарный за мою помощь, но я рада, что сделала что-то хорошее.
Поворачивая обратно к гравийной дорожке, я оступаюсь. Должно быть, в земле была ямка, прикрытая слоем льда, а мой вес проламывает снег, и я угождаю в это углубление.
Я хватаюсь за костровище, чтобы удержаться на ногах, и в итоге утаскиваю незакрепленную решетку за собой.
К сожалению, с ней обрушивается и половина уложенных кругом камней.
Я резко падаю и так сильно подворачиваю лодыжку, что вскрикиваю. Я тщетно барахтаюсь и в итоге падаю лицом на застывшую землю, а большие камни от костровища тяжело валятся на мою поврежденную ногу.
Испугавшись и стараясь не кричать от боли, я пытаюсь высвободить ногу. Но она застряла в яме, а сверху на нее давит слишком большой вес.
Я не могу ее вытащить.
Меня быстро накрывает паника. Я уже беспомощно дрожу от того, что так долго лежу на льду.
Я могу тут умереть.
Это может случиться очень быстро.
Я борюсь с туманом холода и страха, чтобы заставить себя думать. Я придумываю несколько разных вариантов, как освободиться — например, попробовать убрать камни один за другим. Но я не могу перевернуться на спину или сесть, и мое тело не способно извернуться в нужное положение.
Я реально оказалась в ловушке.
Я продолжаю пытаться. Я не знаю, как долго занимаюсь этим, но я изгибаюсь, борюсь и тянусь, но в итоге я слишком устаю и замерзаю, чтобы двигаться.
Потом я просто лежу.
Кэл меня найдет.
Само собой, он пойдет искать, когда я не вернусь.
Но я так разозлилась на него. Может, он решит, что я убежала намеренно.
Он не дал мне убежать два с половиной года назад, после смерти Дерека, и он не позволит мне сделать это сейчас. Он определенно будет искать. Но может, он не сумеет меня найти. Мне лишь время от времени удавалось пробить снег и оставить след. И я сошла с гравийной дорожки, где меня легко было бы заметить.