Ухищрения и вожделения
Шрифт:
— Почему, мистер Лессингэм?
— Я не очень многих людей «долюбливаю», если считать это слово правомерным, большинство только выношу, и мисс Робартс к числу таковых не принадлежала. Насколько я могу себе представить, вы и сержант вполне можете недолюбливать друг друга. Это не означает, что тот или иной из вас замышляет убийство. Кстати, если говорить об убийстве, а я полагаю, именно для этого я здесь и нахожусь, то на воскресный вечер у меня имеется алиби. Может быть, лучше всего вам сразу его и представить. У меня в Блэкни стоит тридцатифутовая яхта. Я вышел на ней в море с утренним приливом и вернулся только около десяти вечера. У меня есть свидетель. Эд Уилкинсон, который ставит свой смэк [48] рядом со мной, видел,
48
Смэк — одномачтовое рыболовное судно.
— У вас была с собой шлюпка? — спросил Олифант.
— У меня был с собой надувной ялик, на крыше каюты. И, рискуя вас взволновать, я должен сообщить, что у меня с собой был еще и складной велосипед. Но я не сходил на берег ни у мыса в Ларксокене, ни где бы то ни было еще, даже ради того, чтобы убить Хилари Робартс.
— Вы видели мисс Робартс во время вашей прогулки на яхте? — спросил Рикардс. — Вы проходили в виду берега, где она была убита?
— Так далеко на юг я не заходил. И никого не видел, ни живых, ни мертвых.
— Вы что, такой обычай себе завели — выходить на яхте по выходным в полном одиночестве? — спросил Олифант.
— Никаких обычаев я себе не заводил. Раньше я выходил в море с другом. Теперь выхожу один.
Рикардс спросил его о портрете мисс Робартс. Лессингэм признал, что видел эту картину Блэйни. Она неделю висела в баре у Джорджа Джаго, хозяина паба «Наш герой», в Лидсетте. Очевидно, по просьбе самого художника. Нет, он не знает, где картина хранилась, и он ее не крал и не портил. Если это кто и сделал, то скорее всего сама мисс Робартс.
— И сама забросила ее к себе в окно? — спросил Олифант.
Лессингэм ответил:
— Вы полагаете, она скорее изрезала бы ее и зашвырнула в окно к Блэйни? Я с вами согласен. Но, кто бы это ни сделал, это не Блэйни.
— Почему вы так в этом уверены? — спросил Олифант.
— Потому что человек творческий, художник он или ученый — не важно, не способен уничтожить свою лучшую работу.
— Обед у мисс Мэар, — сказал Олифант. — Вы описали всем гостям методы Свистуна, не исключая и ту информацию, которую вас специально просили не разглашать.
— Вряд ли кто-то может явиться на званый обед на два часа позже без объяснения причин, — холодно ответил ему Лессингэм. — Причина моего опоздания была, мягко говоря, необычна. Я счел, что они имеют право испытать то, что пережил я. Помимо этого, молчание потребовало бы от меня больше самоконтроля, чем тот, на который я был тогда способен. Разумеется, убийства и изуродованные трупы — это ваша профессия. Те из нас, кто выбрал менее волнующее занятие, обычно оказываются выбитыми из колеи. Я знал, что могу быть уверен: никто из присутствовавших там гостей не станет беседовать об этом с журналистами. Насколько мне известно, никто из них этого пока не сделал. И вообще зачем спрашивать меня о том, что произошло в четверг вечером? Адам Дэлглиш был одним из гостей на этом обеде, так что в его лице вы можете иметь более опытного и, несомненно, с вашей точки зрения, более надежного свидетеля. Я не стану называть его полицейским шпиком — это было бы несправедливо.
Теперь, после долгих минут молчания, снова заговорил Рикардс:
— Более того, это было бы неточно и оскорбительно.
Лессингэм холодно посмотрел на него:
— Вот именно. Потому я и не употребил этого выражения. А теперь, если у вас больше нет ко мне вопросов, мне надо заняться АЭС.
Глава 6
Опрос сотрудников на станции закончился далеко за полдень. Рикардс и Олифант собирались теперь в «Обитель мученицы». Гэри Прайс оставался на АЭС разбираться с опросными листами; договорились, что за ним заедут после беседы с Элис Мэар. Рикардс подозревал, что беседа с ней окажется более плодотворной, если вести ее будут не трое, а двое полицейских.
Элис
— Мой брат, разумеется, сообщил мне об убийстве сразу же, как вернулся домой вчера вечером. Что касается смерти Хилари Робартс, боюсь, я ничем не смогу помочь вам. Я весь вечер провела вчера дома и ничего не видела и не слышала. Но я могу кое-что рассказать вам про ее портрет. Не хотите ли вы и сержант Олифант выпить кофе?
Рикардсу очень хотелось бы выпить кофе: он вдруг почувствовал необыкновенную жажду; но он отказался — и за себя, и за сержанта. Предложение было сделано явно из вежливости, и он успел заметить быстрый взгляд, брошенный ею на стол с аккуратными стопками типографских гранок и машинописных страниц. Похоже было, что они оторвали ее от работы над этими гранками. Что ж, она человек занятой, но и они тоже. И он неожиданно обнаружил, что его — совершенно необъяснимо — раздражает ее самообладание. Конечно, он не ждал, что она устроит истерику или что ей придется с горя принимать успокоительные. Хилари Робартс не была ей близкой родственницей. Но ведь она была тесно связана с ее братом по работе, приходила сюда, в «Обитель мученицы», и, по словам Дэлглиша, обедала здесь всего четыре дня назад. Ему было как-то не по себе оттого, что Элис Мэар могла вот так спокойно сидеть и править гранки, заниматься делом, которое, несомненно, требовало сосредоточенного внимания. А убийство Хилари Робартс требовало значительной силы духа. Его подозрения в отношении Элис Мэар не были такими уж серьезными: это преступление казалось ему не женских рук делом. Но Рикардс позволил подозрению закрасться в душу и застрять там острой колючкой. Необыкновенная женщина, думал он. Беседа с ней могла оказаться еще плодотворнее, чем он предполагал.
— Вы ведете хозяйство брата, мисс Мэар? — спросил он.
— Нет. Я веду свое собственное хозяйство. Мой брат живет в этом доме, когда бывает в Норфолке, то есть, разумеется, большую часть недели. Он вряд ли смог бы руководить Ларксокенской электростанцией из своей квартиры в Лондоне. Когда я дома и готовлю обед, он, естественно, обедает со мной. Я придерживаюсь мнения, что было бы неразумно требовать, чтобы он сам жарил себе яичницу, исходя из принципа раздельного хозяйствования. Но я не вижу, каким образом мои хозяйственные дела могут быть связаны с убийством Хилари Робартс. Может быть, нам стоит перейти непосредственно к тому, что произошло вчера вечером?
Однако их прервали. В дверь постучали, и мисс Мэар, не извинившись, поднялась и пошла по коридору к двери. Они услышали более высокий женский голос, и следом за хозяйкой в кухню вошла женщина. Мисс Мэар представила ее как миссис Деннисон из старого пасторского дома. Это была миловидная, кроткого вида женщина, одетая просто и удобно: юбка из твида и трикотажный ансамбль из блузки и жакета. Она казалась явно расстроенной. Именно так, с его точки зрения, и должна была вести себя и выглядеть женщина, узнавшая об особо жестоком убийстве. Мужчины поднялись с кресел, когда она вошла, и миссис Деннисон села в кресло Олифанта, а он пододвинул себе стул от кухонного стола. Миссис Деннисон сразу же обратилась к Рикардсу: