Ухищрения и вожделения
Шрифт:
— Простите меня, я понимаю, что помешала, но я почувствовала, что не могу оставаться дома. Это совершенно ужасно, инспектор. Вы абсолютно уверены, что это не мог быть Свистун?
— На этот раз не мог, мадам.
— По времени не совпадает, — сказала Элис Мэар. — Я же говорила вам, когда звонила утром, Мэг. Полицейские не пришли бы ко мне сейчас, если бы это был он. Свистун уже не мог этого сделать.
— Я знаю, именно так вы мне и сказали. Но я все равно надеялась, что произошла ошибка, что это он ее убил, а потом себя, что Хилари Робартс была его последней жертвой.
— В
— Мне кажется, такое убийство у вас называют «подделка», — спокойно сказала Элис Мэар. — В мире насчитывается не один психопат, а этот вид сумасшествия явно оказался заразительным.
— Ну конечно, но ведь это так ужасно, слов нет! Раз начав, он станет продолжать, как Свистун. Одно убийство за другим, так что никто не сможет чувствовать себя в безопасности…
— Пусть это вас не беспокоит, миссис Деннисон, — сказал Рикардс.
Она взглянула на него чуть ли не с яростью:
— Как это — пусть не беспокоит? Разумеется, беспокоит! Это должно беспокоить нас всех. Мы столько времени жили в страхе перед Свистуном. Ужасно думать, что все начинается снова.
Элис Мэар поднялась со стула:
— Вам нужно выпить кофе, Мэг. Главный инспектор Рикардс и сержант Олифант отказались, но нам с вами, я думаю, это просто необходимо.
Нет, подумал Рикардс, это у вас не пройдет. И сказал весьма решительно:
— Если вы все равно готовите кофе, мисс Мэар, я, пожалуй, передумаю. Я с удовольствием выпью чашечку. Конечно, и вы, сержант?
Ну вот, думал он, опять задержка. Она теперь будет молоть кофе, и все должны молчать — из-за шума все равно друг друга не услышать. Почему бы ей просто не залить зерна кипятком, как все нормальные люди делают?
Но кофе, когда его наконец подали, был отличный, и Рикардс почувствовал, что успокаивается. Миссис Деннисон взяла кружку в обе ладони — так пьет молоко ребенок перед сном. Потом поставила ее на каменную плиту перед камином и сказала Рикардсу:
— Послушайте, может, надо, чтоб я ушла? Я только выпью кофе и вернусь в пасторский дом. Если вы захотите поговорить со мной, я буду весь день дома.
Ответила ей мисс Мэар:
— Почему бы вам не остаться и не послушать, что произошло вчера вечером? Это довольно интересно. — Она повернулась к Рикардсу. — Как я вам уже сказала, я была дома весь вечер, с половины шестого. Брат уехал на станцию вскоре после семи тридцати, и я села за стол — поработать над гранками. Включила автоответчик, чтобы мне не мешали.
— И не выходили из дома весь вечер? Ни по какому поводу? — спросил Рикардс.
— Нет. До половины десятого никуда не выходила. Потом поехала к Блэйни. Но может быть, стоит рассказать все по порядку? Примерно в десять минут девятого я выключила автоответчик, подумав, что могут позвонить брату о чем-то важном. Вот тогда-то я и услышала сообщение Джорджа Джаго, что Свистун покончил с собой.
— Вы никому не позвонили сообщить об этом?
— Я знала, что в этом нет необходимости. У Джаго — собственная служба новостей. Уж он позаботится, чтобы никто не остался в неведении. Я вернулась на кухню и работала над гранками примерно до половины десятого. Потом
Заранее написала ему записку, собираясь подсунуть ее под дверь, что взяла картину, как договорились.
— Вам не кажется все это несколько необычным, мисс Мэар? Почему бы просто не постучать в дверь и взять портрет у него лично?
— Потому что он позаботился сообщить мне, когда я впервые увидела картину, где именно она хранится и где — слева от двери — находится выключатель. Я восприняла это как вполне резонное указание, что он не ожидает, а скорее, не хочет, чтобы его беспокоили, заходя в дом. Мистер Дэлглиш как раз при этом присутствовал.
— Но вам это не показалось странным? Ведь он, должно быть, считает, что это хорошая картина. Иначе он не захотел бы ее выставлять. Естественно было бы, чтобы он передал ее вам лично.
— Разве? Мне это как-то не приходило в голову. Он чрезвычайно замкнутый человек, это еще усилилось после смерти жены. Он не любит визитеров, особенно если это женщины. Ведь они могут весьма критически взглянуть на порядок в доме и на то, как ухожены дети. Я вполне его понимаю. Я и сама отнеслась бы к этому точно так же.
— Так что вы прошли прямо в сарай, где он работает? Где это?
— Слева от дома, метрах в тридцати. Небольшая деревянная хижина. Наверное, там когда-то была банька или коптильня. Я освещала фонарем тропинку к двери, но это вряд пи было необходимо. Луна светила необычайно ярко. Дверь была не заперта. И если вы намерены сказать, что и это странно, то вы совершенно не представляете себе, как мы живем здесь, на мысу. У нас здесь такое захолустье, мы отвыкли запирать двери. Я думаю, ему никогда и в голову не пришло бы запирать мастерскую. Я нашла выключатель слева от двери и зажгла свет. Картины на месте не было.
— Вы не могли бы точно описать, что произошло? Как можно больше подробностей, если не трудно. Все, что припомните.
— Мы говорим о вчерашнем вечере, главный инспектор. Мне вовсе не трудно припомнить подробности. Я оставила свет в сарае и постучала в дверь коттеджа. Окна были освещены только в нижнем этаже, шторы задернуты. Мне пришлось подождать примерно с минуту, прежде чем он вышел. Он приоткрыл дверь, но не пригласил меня войти. Я сказала: «Добрый вечер, Райан». Он только кивнул, ничего не ответив. От него сильно пахло виски. Потом я сказала: «Я приехала за картиной, но ее нет в мастерской, а если она там, я не сумела ее найти». Тогда он сказал, нечетко произнося слова: «Она слева от двери, упакована в картон и оберточную бумагу. Липкой лентой заклеена». Я ответила: «Сейчас ее там нет». Он не ответил, просто вышел ко мне, оставив дверь открытой. Мы пошли к сараю вместе.