Уильям Шекспир — образы чести и благородства
Шрифт:
«Если это правдивая картина, Шекспир вполне мог бы обрисовать общее предчувствие в таком красноречивом штрихе, как «nor the prophetic soul of the wide world dreaming on things to come», «ни пророческая душа в целом мире о делах грядущих мечтающие спешат», и вполне мог бы предположить, что срок его настоящей любви к «Mr.W.H.» истёк очень скоро. Но поскольку другого такого наброска нет, то и в молитве, ни где-либо ещё, нельзя найти ни одного подобного изображения какого-либо события между 1585 и 1609 годами. (Что касаемо заявления Ли (Lee), о том, что подобная тревога ощущалась в связи со смертью королевы), он не цитировал, и я не смог найти ничего, кроме написанного до восшествия
Критик Крейтон (Creighton) (поддержал точку зрения Тайлера) дополнил: «Годом ранее произошло заметное затмение (до мятежа Эссекса), на котором в «Альманахе Вудхауса» («Woodhouse's Almanack») за 1601 год, была основана заметка на предсказание, что его (затмения) влияние будет ощущаться в стране с 20 января 1601 года по ноябрь. Когда (в этот же год) произошло восстание Эссекса, население было настолько впечатлено пророчеством Вудхауса, что правительство сочло необходимым отозвать копии этой ничтожной книги. В царствование Елизаветы не было другого события, которое угрожало бы ей таким же образом».
«Собственные страхи» Шекспира за свою свободу, «предполагаемую в качестве наказания в ограничении (его) жизни, объясняются (выступлением Ричарда II в четверг или пятницу накануне)» («Blackwood's», 169: 676).
Бичинг (согласился с мнением, что есть ссылка на смерть королевы, но не поверил мнению Ли, относительно вопроса об освобождении Саутгемптона) предположил следующее: «Если бы этот сонет действительно был поздравительной одой, то при таких обстоятельствах, Саутгемптон, в свою очередь, вряд ли смог бы поздравить поэта с пылкостью его чувств. Ибо в сонете нет упоминания о каком-либо освобождении из тюрьмы, и его венцом является знакомая мысль о том, что друг проживёт в стихах Шекспира, а не о том, что он получил новое и неожиданное воскрешение к жизни». (Перефразирование критика Ли во вступительном четверостишии — это то, чего он мог не вынести).
Слова «моя настоящая любовь», конечно, сами по себе могут быть восприняты мистером Ли и понятые им, как «мой настоящий друг», но «аренда моей настоящей любви» может означать только «аренда моей истинной привязанности к моему другу». Все договоры аренды заключались на несколько лет; для каждого из них был установлен лимит или «ограничение», которое в судный день (банкротства) истекал».
Шекспир говорил, что ни его собственные страхи, ни пророчества мира «о катастрофических переменах не оправдались, ибо в год благодати 1603 он обнаружил, что его привязанность свежа, как никогда. Но для друзей Саутгемптона, смерть Елизаветы могла быть поводом не для дурных предчувствий, а для их надежд» (Intro., pp. XXXIII-XXXIV).
«В первой строке «страхи и пророчества» должны быть истолкованы следующим образом, как страхи и предзнаменования некоего ожидаемого будущего, которое станет гибелью любви поэта. В первом четверостишии страхи изложены в общих чертах следующим образом, как страхи за будущее; но втором четверостишии они были связаны с каким-то особым кризисом, который наступил, не принеся ожидаемой катастрофы. Вместо этого, на смену пришла более счастливая эпоха. Очевидно, кризис, которого так все боялись, был связан с гражданской войной, в которой искусство погибнет, поскольку «мир» был упомянут, как его противоположность; а непосредственно в результате, ожидания поэта в этом (вопросе) выживания его стихов».
Критик Рольф (Rolfe) был склонен поддержать теорию восстания
С другой стороны, критик Нлэкайл (Nlackail) (Led. on Poetry, p. 185) и критик Брэндл (Brandl) (p. XX) последовали интерпретации Ли; (где) последний обратил внимание на тот факт, что в «Генрихе V» Шекспир проявил стремление к объединению Шотландии с Англией, и нашёл (в этом) дополнительные доказательства его рвения к «Великой Британии».
Х. Пембертон (H. Pemberton) («Новая Шекспириана», «New Shakespeareana» 7: 105) поддержал теорию в пользу 1601 года, полагая, что «печальные предзнаменования» относятся (as does Hamlet. L, I, I, 121-125) «к началу зимы того года, когда между 29 ноября и Рождеством были заметные шторма, землетрясение и затмения луны и солнца. Но эти основные (события) теории не исчерпывали (всех) возможностей».
Критик Пэлгрейв (Palgrave) предположил, что сонет относится к миру 1598 года, который «…положил конец войне между Испанией и Объединёнными провинциями; на что критик Флей (Fleay) ссылаясь на «Биографические хроники» («Biog. Chron.», 2: 211) апеллируя предыдущее сказал, что его «вряд ли можно сопоставить с какой-либо датой, кроме даты мира в Вервине («Peace of Vervins»), в апреле 1598».
Согласно, точке зрения, которой придерживался критик Голланц (Gollancz) (Intro., p. XIX), где он подчеркнул: «…неопределённость», от которой Англия страдала в то время, когда она помогала Генриху IV, а миссис Стоупс (Mrs. Stopes) нашла свидетельства 1596 года, когда здоровье королевы восстановилось после периода недомогания, вызвавшего серьёзную тревогу, и когда союз с Генрихом IV, возможно, предложил оливы мира».
С другой стороны, некоторые комментаторы подозревали, что все эти интерпретации отнеслись к современным событиям».
Критик Симпсон (Simpson): «Сонет гораздо лучше будет вписываться в своё место, когда... (будет) интерпретироваться не как отдельные факты, а как общие обстоятельства любви. Ни его собственные страхи (смерти, положившей конец всякой любви), ни «divining eyes», «пророческого взгляда» старых поэтов, упомянутых в сонете 106, ...не могут определить конкретный срок его любви, которая, как предполагалось, была обречена на конец» (p. 79).
Критик Дауден (Dowden) (соглашаясь с этим) предложил: «Ни мои собственные страхи (что красота моего друга может пойти на убыль, 104, 9-14), ни пророческая душа мира, пророчествующая в лицах мёртвых рыцарей и дам о ваших совершенствах (S. 106), и поэтому предвосхищая твою смерть (или, возможно, предсказывая другие будущие совершенства, более высокие, чем твои), я могу ограничить свою аренду любви кратким сроком в несколько лет. Темнота и страхи остались в прошлом, предсказатели зла считают свои предсказания фальшивыми; сомнения закончились, мир пришел на смену раздорам; любовь в моём сердце свежа и молода (см. 108, 9), и я победил Смерть, ибо в этом стихе мы оба обретём жизнь в воспоминаниях людей».
Критик Люси (Luce) дополнила: «Нет необходимости искать исторические аллюзии; строки могли означать, «я сам боялся, что любовь не может длиться долго»; и такие были сомнения или насмешливые прогнозы моих друзей; но ни я, ни они не знали непреходящей силы любви; любовь, которую мы обрекли на смерть, пережила лишь короткое затмение, и мрачные предсказатели посрамили себя» («Handbook», p. 93).
Относительно фразы «prophetic soul», «пророческая душа» критик Стивенс (Stevens) дал ссылку: Cf.! Haml., I, V, 40: «Oh, my prophetic soul»! «О, моя пророческая душа»!