Украденные имена
Шрифт:
И эта бесконечная битва продолжается… В голове звучат услышанные слова:
"Ты был рождён для особого призвания. А ты идёшь, унижаешься, и живёшь как обычные люди. Ты смазываешь с грязью то святое, что тебе дано… "
Но где-то внутри себя я понимаю. Нет. Не верь этим словам. Ты чувствуешь мир. И он прекрасен. Если Бог и создал этот удивительный мир, то не для того ли, чтобы жить полноценно и радоваться?
Что со мной не так? Может, эти мечты действительно никуда не ведут? Но… Сознание не может долго находиться в борьбе. Ему нужно забыть обо всём этом, и восстановить силы. Мне хорошо, только когда я забываю
И я, как обычно, ухожу в сосновый лес, который находится на краю нашего пригорода. Я иду по дороге, которая иногда теряется в высокой траве, пока не прихожу к высоким соснам, облюбовавшим склоны. Лес небольшой, и он заканчивается на обрыве, с которого открывается вид на долины. Это единственное место, где чувствуется настоящая свобода и можно вдохнуть воздух полной грудью. Здесь он – особо живительный и насыщенный.
Я сажусь на самый обрыв, свесив ноги. Густая трава с ковылём ложатся плотным покрывалом. Верхушки елей трещат от порывов ветра, равномерно раздаётся стук дятла, пение птиц, рядом летает бабочка. Спокойствие. Я не знаю, что делать, и как дальше жить. Я не знаю, что будет дальше, но я начинаю понимать чего я хочу, и как я не смогу жить.
Всё вверх дном. Как можно жить в этом мире, когда ты понятия не имеешь, что будет завтра?
Я хочу, чтоб моя жизнь была идеальной!
Если этот мир и создан богом, то не для того ли, чтобы жить? Что предосудительного в том, чтобы радоваться жизни, каждому вдоху, следовать своим мечтам, делать то, что хочется, разумеется, что ещё и во благо других. Я словно совершаю преступление, стремясь к счастью, и с меня требуют заплатить за это цену.
Вокруг люди живут полной жизнью. Мои сверстники ходят в кино, рестораны, клубы, играют, устраивают вечеринки, строят планы на жизнь. А я пытался не попадаться никому на глаза. И в этом было моё спокойствие. Спокойствие от расспросов, когда я куплю новую кофту, постригусь, или почему мои родители уехали из крупного города непонятно куда. Встречаясь со сверстниками, я чувствовал свою ущербность. В моём мозгу звучали насмешки, и я прятал глаза. Я бежал от этого. Только наедине с собой я мог спокойно вздохнуть.
Я приходил в этот лес каждый день. Каждый день после школы я оставлял свой рюкзак дома, одевал старую затёртую кофту, поношенные кроссовки, и шёл к лесу. Весной он пестрил зеленью, а в верхушках не умолкали десятки птиц, летом в лесу царил прохладный воздух и безмятежные насекомые копошились в высохшей траве. Осенью запах смолы и хвои особенно наполнял воздух. А зимой он утопал в снегу и в ветках ухали совы. Лес был моим вторым домом. Иногда я приходил с тетрадью и ручкой, или с книгой, а иногда, чаще, просто сбегал от всего что происходило вокруг. Какая–то внутренняя уверенность в том, что меня ожидает нечто особенное, не давала мне так просто сдаться. И в то же время, время шло, и ничего не менялось.
Вот и сегодня, когда у меня день рождения, я просто сижу здесь и ничего не хочу. Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, чтобы всё оставалось так, как прежде.
Каждый Новый год я встречал в одиночестве, сидя в своей комнате, читая книги, или думая о жизни. В нашей семье Новый год не встречали, ёлку не покупали, и украшений не было. Просто не было. Мне очень хотелось каких-то традиций, чтобы хоть иногда к нам пришли в гости родственники, накрыли стол, вручали друг другу подарки… Но у нас
Только последнее время папа пытался звать всех в одно время садиться за стол. Но сидя за столом, мы все молчали. Либо мама говорила, что она уже поела, а я говорил, что не хочу есть. А детей нельзя было оторвать от игры. За столом они начинали ссориться, папа учил их христианской морали, а потом была тишина. Но чаще – папа с мамой ругались. И мы понимали, что идея всем вместе есть за столом – плохая. Однажды папа признался, что поженился на маме только из-за того, что ему было уже 30. Нам от этого лучше не стало. Я злился на родителей, что они даже не пытались сделать видимость хороших отношений. А мама злилась на бабушку потому, что та прямо на свадьбе презирала её. Мама говорила, что не хотела меня, потому что знала, что не справиться. Мне было обидно за нашу семью, когда я понимал, что в целом мои родители неплохие, но… Почему именно так всё?
Я мог сидеть на обрыве несколько часов, погружаясь в свои мысли. Гулять. Когда становилось спокойно и настроение поднималось, я шёл домой.
Однако в этот день всё плохое не кончилось…
– Нужно поговорить. – сказал мне папа, когда я пришёл домой. – Ты должен выкинуть всё, что ты насобирал, очистить свою комнату. Избавиться от всего, что тянет тебя в мир. Или же мы с тобой попрощаемся. Тебе придётся найти работу и переехать. Я диакон в церкви, и не могу допустить, чтобы мой сын был мирским человеком.
Я понимал, откуда растут ноги. Родители сами никогда бы не додумались до такого. Всё дело было в консервативном пастыре, который был голосом Бога в этом мире и чуть ли не прямым порталом.
Я всегда боялся, что меня лишат того, без чего я не могу жить. Что же, этот день настал.
– Это ты так решил? Или тебе опять сказал пастор?
– Всё, это не обсуждается.
– Почему не обсуждается?!
Я зашёл в свою комнату, и посмотрел на стены, на полку с книгами. Каждая из купленных книг была для меня особенной, воспоминанием о каком-то периоде. Каждая была уникальным приключением, которое в своё время меня захватило и дало надежду. Однако…
– Знаешь что, – крикнул я вслед, – ты просто боишься сам решать. Все эти твои разговоры с Богом ничего не значат. Если тебе скажут, ты будешь это делать, потому что боишься!
И я взял пачку дисков и бросил их об дверь так, что они разлетелись в разные стороны.
Я не должен так поступать. Я хочу быть совсем другим. Но в эти минуты я не чувствовал сил, чтобы думать об этом.
Почему ВОТ ТАК только у меня? Почему, пока другие наслаждаются жизнью, в моей – всё не так?
Час назад я мог вернуться в лес, прийти в себя, и вернуться домой. Посмотреть какой-то фильм или почитать. А сейчас… Теперь ничего не будет как раньше. Когда всё плохо, оказывается, что может быть ещё хуже. И вот сейчас такой момент.
В тишине леса, в его звуках и ласкающем ветре, было проще всё это отпустить. Что со мной не так?
И я встал, и начал складывать всё, от чего нужно избавиться. Сорвал постеры со стен, и со злости, разорвал их на мелкие кусочки, и со злостью швырнул. Они, кружась, медленно падали вокруг меня. Открылась дверь, и зашла сестра. Ей было 10 лет. Она с грустью смотрела, как я всё складываю, и сказала:
– Знаешь, я когда вырасту, я не буду ходить в церковь. А ещё я хочу поехать в Париж.