Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

— Они так и говорят — его уважаемая жена?

— Они говорят — куриное мясо уважаемого заморского дьявола...

— Из почтения ко мне?

— Из боязни обидеть Клео. Он ведь платит за угощение, а вы главный гость... Не огорчайтесь за мадам Лябасти. Если сплетничают, значит, считают почти своими. О посторон­них у нас не разговаривают. Какой интерес?

— Спасибо, мадам, — сказал Бруно Сун Юй.

— За что принято у вас благодарить в таких случаях?

— За перевод и урок юмора...

Китаянка торопливо тронула золотое колье, треть которо­го состояла из нефритовых пластинок. Желтовато-зеленый камень защищал от наговоров. Белые

имели дурной глаз. А благодарность адресовалась ей. Если Нефритовый импера­тор спит и камень не убережет от голубого заморского глаза?

Клео громко сказал по-французски:

— Господа и дамы! Конфуций предостерегал иметь дру­зей, которым мы не ровня. Ужин устраивался, чтобы ввести в наш интимный круг равных старинного друга и компань­она, с которым мы давно имеем общее дело, но почти не встречались семейно, господина... Амоса Доуви!

Некоторые китайцы крестились и, случалось, носили ев­ропейские имена. Бруно знал это от контрразведчиков. Он осмотрелся, ожидая, кто из присутствующих встанет или покивает.

Встала Сун Юй. Она обошла стол, склонилась над Рене, что-то нашептывая, и вывела ее из кабинета.

Больше никто не вставал.

Смотрели на Бруно. Кивая, улыбались Бруно.

— Господин Доуви! Вокруг вас члены объединения. При­сутствующие дамы являются либо старшими сестрами, ли­бо женами его участников, не пришедших сегодня, а также не появляющихся по ряду причин никогда... Наш глава — уважаемый господин Нго...

Клео поклонился человеку с золотыми зубами.

Бруно на всякий случай кивнул. Все кивнули в ответ после Нго. Может, Клео не хотел сообщать этой сходке подлинное имя Бруно? Но тогда зачем понадобилась комедия с обме­ном визитными карточками? Впрочем, от них с Рене пред­ставлена генеральская визитка, и только... Опять берет врас­плох, как на канале У Кэй?

— Господин Доуви, — сказал Клео. — Присутствующие понимают французский, но не решаются объясняться на нем...

Лгал, конечно.

— Поэтому я изложу то, что хотел сообщить уважаемый господин Нго.

Нго пустил скороговорку на китайском:

— Все согласились отдавать заморскому дьяволу три про­цента.

— Значит, так... господин Доуви, — подхватил Клео. — На Катина, ты знаешь, заведения принадлежат корсиканцам. И вокруг этой улицы. Гостиницы «Южный крест», «Империаль», «Континенталь», «Отель де насьон» и прочее. Господин Монастерио из «Индокитайского банка» передаст тебе пол­торы тысячи адресов родственников этих корсиканцев во Франции. Ты получишь определенную сумму от уважаемого господина Нго. Распределив на полторы тысячи порций, отправишь почтовыми переводами в Европу. Отправка в ин­докитайских пиастрах. Получат родственники во франках по официальному курсу, то есть в два раза выше реальной сто­имости пиастра здесь. Дальше... Все деньги соединяются в одних руках.

— Каким образом? Кто гарантирует надежность полутора тысяч получателей? — спросил Бруно.

— Верный вопрос, — сказал Нго и оскалился золотыми коронками.

— Монастерио заверил, что если имеешь дело с одним корсиканцем, считай, твои партнеры — вся Корсика. Я дове­ряю ему.

— Гарантии доверия? — спросил Нго.

Все кивнули в знак согласия с замечанием. Бруно поймал себя на том, что и сам многозначительно вжал подбородок в узелок галстука. Принял в кресле более независимую позу.

За спиной Клео Сурапато из распахнутого окна была вид­на серо-коричневая река Сайгон. Она изнемогала под ржа­вым миноносцем, буксирами и кучкой торговых судов. Ма­рево колебалось над болотами и протоками заречья, рассти­лавшегося ковром мангровых зарослей на многие километ­ры в сторону дельты, далеко-далеко на юг, где несколько недель назад сошлись жизненные пути Клео и Бруно... Поче­му же — Доуви, Амос Доуви?

Утробно, словно из-под воды, взвывала сирена полицей­ского монитора.

— Гарантия такая. Монастерио открывает в «Индокитай­ском банке» счет на имя Амоса Доуви на сумму, которая будет переслана в Европу корсиканцами. Потом, когда кор­сиканцы отправят преумножившиеся деньги обратно в Сай­гон, счет, естественно, будет отозван.

— Принято, — сказал Нго. И улыбнулся Бруно.

— Далее... Вернувшиеся преумноженные франки Амос Доуви помещает на счет сайгонской фирмы «Туссен Тор» в обмен на отправку ему этой фирмой девяти тысяч тонн аме­риканских удобрений, необходимых для кукурузных план­таций Доуви... Потом... Французские военные власти по при­бытии в Сайгон парохода с удобрениями выяснят, что они содержат излишне высокую концентрацию серной углекис­лоты. Власти не только запретят разгрузку, они предпишут судну немедленно покинуть порт. В стране война. Серная углекислота — исходный материал для изготовления зажи­гательной смеси, бутылками с которой забрасывают фран­цузские броневики... Вины Амоса Доуви в своем коммерче­ском замысле нет. Банк по распоряжению фирмы «Туссен Тор» возвращает ему франки по сделке, которая не состоя­лась. Груз еще до этого будет предложен покупателю в Гон­конге и сразу уйдет туда. Что же имеем? Опять франки, но которые вернулись к господину Доуви снова в двойном чис­ле. Ведь они, когда ими платили за удобрения, переводились в доллары. И из долларов обратно во франки. А доллар теперь идет выше и выше... Никаких подозрений... Ведь Амос Доу­ви — француз.

— А дальше? — спросил Нго.

— А дальше это повторится столько раз, сколько сочтем выгодным. Деньги... Деньги будут поступать французскому гражданину Амосу Доуви, который волен помещать их в любой банк Европы. Мы вольны, если сочтем необходимым, рекомендовать Амосу Доуви в какой. Дважды в год он будет отчитываться перед участниками предприятия. Его можно обозначить словом «Круг». Мы ведь кружок партнеров?

Клео сел. Нго быстро переводил двенадцати мужчинам и женщинам вьетнамского и китайского происхождения суть изложенного на кантонский. Бруно подметил, каким корот­ким оказался перевод и как часто произносилось имя Амоса Доуви. Видимо, в нем и заключалась главная новость для обсуждения.

— Для чего этот камуфляж, Клео? — прошипел Бруно через стол.— Что за дьявольщина? Я согласен участвовать в операции. Но мое имя сгодилось бы не хуже вымышленного!

— Бруно, счет Амоса Доуви в «Индокитайском банке» существует восемь лет. Его открыли после капитуляции японцев. Все эти люди торопились припрятать нажитое в оккупации, пока вернувшиеся французы и англичане полно­стью не вникли в обстановку в переменившейся стране... Деньги-то подлежали конфискации союзниками! Все эти орлы видели Амоса Доуви три, от силы четыре раза в жизни. Для тебя азиатцы казались ведь на одно лицо, когда ты здесь появился? Так? Для нас заморские черти в равной степени... Вьетнамец, поддерживавший связь с этим Доуви, умер не­давно от... ну, скажем, желудочной болезни после того, как свел меня с ним. Номер счета и документы на право распо­ряжения им ты получишь. О подмене знаем только мы двое. Ты и я.