Укрощение демонов
Шрифт:
— Ты вернулся, чтобы я тебя уничтожил, — сказал я жестко. — И тебя, и твоих парней. Ты еще не дорос до того, чтобы воевать против спецназа ГРУ. Вся твоя война до этого сводилась к ударам из-за угла. А нормально воевать ты не умеешь даже при численном превосходстве. Это я просто констатирую факты. Но оставим эту тему до окончания боевых действий. Я в любом случае намерен нацепить на тебя наручники, и сделаю это. Обещаю.
— Ну вот, угрозы начались… — усмехнулся Рифатов. — Я к тебе по-хорошему пришел, поговорить хотел, сделать выгодное для тебя предложение. А ты мне угрожаешь, хотя тебе угрожать-то по большому счету нечем.
— Я так понял, что ты желал обговорить условия сдачи в плен. Ничего хорошего в этом случае обещать тебе не могу. Хорошее можно обещать тем, кто руки чужой кровью не испачкал. Ты со своими парнями в эту категорию не входишь, и на тебя никакие амнистии не распространяются. Самое лучше, что тебя может ждать, это пожизненное заключение. И твоих людей, думаю, тоже, хотя я, наверное, зря беру на себя функции судьи.
Я упрямо гнул свою линию, стараясь вызвать его ярость и желание драться со мной и с моей маленькой группой до конца. Хотя и понимал, что это невозможно. Как только Такый понесет потери, которые выровняют численное соотношение, он попытается отступить. Он будет бежать, чтобы спрятаться. Это сейчас еще он считает себя волком. И не понимает еще, что столкнулся с волкодавами. А волкодавы не отпускают волков. Они их преследуют до тех пор, пока не уничтожат. Я намеревался использовать известный принцип репейника. Когда репейник к чему-то или к кому-то прицепится, избавиться от него очень сложно, если вообще возможно. Мы прицепимся к банде Рифатова как репейник, и будем неотступно преследовать бандитов, не давая им головы поднять. Но он этого понимать не хочет, потому что никогда еще с таким положением на сталкивался. Но теперь вот столкнулся. И поймет. Однако уже будет поздно. Уже сейчас — поздно. Спасения ему нет…
— Ты неправильно меня понял, — в свою очередь гнул Рифатов выбранную им линию поведения. — Я пришел предложить тебе сделку. Простую. Без официальных договоров, скрепленных печатями, без всяких контрактов и тому подобного. Отдай мне человека, который хотел показать тебе мою базу. Просто назови мне его имя. Я сам найду его. И в обмен на это я отпущу тебя и твоих солдат живыми. Что для тебя жизнь какого-то дагестанца из горного села! А мне его жизнь нужна. Как мужчина, ты должен понять, что предатели не должны жить. Тогда нация будет чище.
— Как мужчина, ты должен понять, что твой народ тебя считает предателем.
— Так могут считать только бабы.
— И мужчины села считают тебя бабой, — отпарировал я и увидел, как удар достиг цели. Это было оскорблением его непомерно раздутого самомнение. Глаза Такыя вспыхнули пьяным огнем оскорбленного человека. — Ты не выходишь на противостояние ни с ними, ни с федеральными силами, если противостояние может оказаться приблизительно равным, если тебе могут оказать сопротивление. Ты убиваешь из-за угла, из засады, и убегаешь, как трус, как баба, которой убегать простительно в силу того, что она женщина. Ты угрожаешь оружием мирным жителям, у которых в руках нет оружия, и грабишь их, беззащитных. Такое поведение никто не может назвать мужским. Ты — баба, и вместо штанов обязан носить юбку. Когда я поймаю тебя, то прикажу надеть на тебя юбку. Если ты сумеешь убежать, как ты всегда по-женски убегаешь, я передам тебе юбку через Валиюллу Зайналовича…
— Зря ты оскорбляешь меня, старлей. — Свирепея,
— И еще… — добавил я, снизив тон почти до интимного. — Зря ты пользуешься зубной пастой со фтором. Это убийственно для мозга. Чисть зубы лучше простой пищевой содой. Это и полезнее, и зубы будут лучше выглядеть. А то от фторсодержащей пасты ты совсем думать разучился. Фтор, я повторяю, очень губителен для мозговой ткани.
— Я понимаю, что ты здесь — командир. Но спроси все же своих солдат, хотят ли они погибнуть за какого-то дагестанца или предпочтут с миром уйти и остаться в живых?
— Молодые люди, — крикнул я, задрав голову, но не выпуская эмира из вида.
Скворечня с Варламовым спустились уже через пару секунд.
— Слышали, что эмир предлагает спросить у вас?
Солдаты переглянулись и улыбнулись друг другу. Запугать их было трудно.
— Слышали, — вяло пожал плечами младший сержант.
Мне этого было мало. Мне нужна была резкая фраза, чтобы дожать Такыя Рифатова, довести его до истеричной злобности, которая будет управлять его нетрезвым умом.
— Что скажете эмиру?
— Скажем, что он дерьма объелся, — спокойно ответил Костя Варламов. — С голодухи…
— Ты все понял, эмир? Здесь твой авторитет не работает. Тебя здесь за хвастливого пацана держат. За женщину. А если забуду тебе юбку дать, солдаты напомнят…
— Баба он, и все представления его бабские, — сказал Скворечня.
Такый Рифатов рассвирепел по-настоящему. Будь у него с собой оружие, он наверняка попытался бы его применить. Но оружие отсутствовало, и он, не надеясь на силу своих кулаков, только резко метнулся к выходу и бросил с порога, обернувшись, через плечо:
— Раздавлю… Своими ногами в грязь втопчу… И тебя, старлей, и сосунков твоих…
— Точно, мозги у него не работают, — не эмиру, а мне сказал Варламов. Это он, кстати, когда-то дал мне совет насчет зубной пасты и пищевой соды. — Где этот дебил сейчас грязь найдет. Подморозило. Ни одной лужицы третий день не видно.
— Дуй, эмир, дуй отсюда. Мне надоело твое словоблудие. Я не люблю материться, но придется, если не уйдешь сейчас же.
Я видел отчетливо, что Рифатов созрел до нужной температуры кипения. И перебарщивать не следовало, чтобы он не начал привыкать и остывать…
Глава восьмая. Рядовой Константин Варламов
Когда волкодавы злятся
Эмир не ушел, а ускакал и, судя по звукам и мату, выскочив из башни, умудрился упасть, хотя место там было каменистое и не скользкое. А он даже свой портяночный флаг забыл захватить. Старший лейтенант взял флаг в руки, рассмотрел, хмыкнул:
— Точно… Похоже, портянка.
— Они такие портянки раненому, когда перевязку делали, привязывали пониже спины, — подсказал я. — Я в бинокль наблюдал. Бинтами приматывали.
Тицианов потрогал ткань двумя пальцами:
— Да, должна кровь впитывать. Ладно. Все… По местам. Эмир у меня пол-литра комбатовского коньяка откушал. Сейчас, воодушевленный, в атаку своих орлов поведет. Может, надеется, что у меня еще фляжка есть. Скворечня, что там на улице было?
— Пленник. Привести его? А то замерзнет. Иностранец какой-то. Мне показалось, немец. По-русски не разговаривает.