Укрощение воровки
Шрифт:
— Капитан Львов, оставить! — отчеканил Михаил Демьянович. А ведь этот пожилой мужчина отправил на своих кораблях и подлодках не одного военного.
— Это коллеги Миши. А вы обязательно должны быть за столом. Прошу вас, не оставляйте меня с этими технарями, — громко и очаровательно прошептала женщина. — Сейчас и Диана придет, ее на работу вызвали. Мы все ее ждем, — быстрая улыбка Роману, и тот улыбнулся в ответ.
Конечно, он приехал не ради Дианы. Как и все прошлые разы, этот визит ничем не отличается от предыдущего. Кроме того, что теперь, отъезжая, он будет ждать, когда Диана включит свет в комнате.
Альбина Марковна зашла в дом. Рома принес папку с бумагами, в которые они с Михаилом Демьяновичем погрузились почти на час. И эта беседа, несмотря на множество технических терминов и характеристик, которыми сыпал Асланов, была приятна и интересна Роману, ведь он, находясь на службе, не успел со своим отцом провести столько же времени. Лишь помнит большие надежные руки, которые учили плавать, и басистый подбадривающий голос, которые направили по правильному течению, отправив в военно-морскую академию.
— Старческое то, — отмахнулся в конце беседы Михаил Демьянович. — Вот с вами, Роман Алексеич, поговорю, и так спокойно на душе. Умеете вы заряжать людей уверенностью, — и посмотрел на Романа изучающим взглядом.
— Служба, видимо, научила. Бывают моменты, когда нет надежды на успех, а за тобой целый взвод. Тут нет места слабости.
— Тем более, когда дело касается океана.
— Тем более, когда дело касается океана. Несмотря на новые технологии, если шторм, то это шторм, и его никакими радиоволнами не сбить. Хотя у нас есть реактивы, которые вызывают дожди и грозы, или наоборот разгоняют тучи. На воде все по-другому. Тысячи миль вокруг, а ты на таране. За тобой моряки, а перед тобой шторм, — сказал Роман, впервые в жизни разговаривая с кем-то так открыто и свободно о своей работе.
Они еще поговорили на общие темы, и Роман убедился, какой интересный и разносторонний Асланов, ведь не зря в свое время они с отцом так сдружились.
— Эх, какой был человек наш Алексей Матвеич. Меня когда на север сослали, так я уж отказываться хотел. Тогда пришел твой отец, Роман, вот так сел напротив меня, как ты сейчас сидишь, и сказал, что если я отступлю, отвернусь и уйду, то упущу дело всей жизни. Он мне тогда так и сказал — стисни зубы и терпи, терпи, что есть мочи! Ради детей своих, ради потомков, ради родины! Нам нужны такие люди, как ты!
Спазм сжал горло. Жаль, не успел Рома вот так посидеть с пожилым отцом да поговорить по душам.
— Так что, Роман, я вашему отцу по гроб жизни обязан. А теперь и вам.
— Михаил Демьянович…
— Нет, — поднял узкую ладонь. — Я знаю, как много ресурсов отнимает вся эта канитель со слежкой и поиском…Это ладно… И вас, Роман, понимаю, как тяжело иногда приходится с Дианой.
Диана. Как по-другому он реагирует на это имя, даже если услышит где-то в стороннем разговоре. Теперь под этим именем у Романа есть точная картина определённого человека.
— Диана — большая молодец, — искренне похвалил он. — Она старается ради семьи, ради близких. А ей, поверьте, тоже нелегко.
Тем более с ним, который привык, чтобы все было, как он сказал.
— Диана у нас с детства была большим ребенком. И в прямом, и в переносном смысле. Ростом в меня, самая высокая в классе, да и во всей школе. Сколько раз прибегала со слезами…
Голос
Дети бывают жестокие, и не по-взрослому жестокие, неприкрытые любезностями и приличиями, не обросшие панцирем и броней, они могут как жалить смертельно, так и раниться смертельно в попытке самих себя защитить.
— Задирали ее постоянно. Она виду-то не дает. Домой придет, уроки сделает и к книжке. Никогда не говорила ничего, не жаловалась. Почему-то думают, что рост дает преимущество в силе. Это совсем не так, тем более для девочки. Мы с Алей не научили дочерей защищаться, а больше учили обращаться к голосу разума. А потом наш ребёнок за это же и поплатился, — голос Михаила Демьяновича дрогнул, а глаза заблестели. А Роман представил, с каким удовольствием раскрошил бы зубы каждому, кто задирал его Диану.
Опять это «его». Откуда вообще взялось?…
— Анечка, вторая наша, она уже бойкая, себя в обиду не даст. Не знаю, в кого такая. Сашенька же наоборот, как аленький цветочек, тепличный, за которым уход нужен. А Диана…
— Роза с шипами, — вырвалось у Романа и Михаил Демьянович закивал головой.
— Как верно вы сказали, Роман Алексеич. Только у нас — Диана с шипами, — помолчал и добавил: — Все думаю, как они сами, если вдруг что со мной… Аня-то под защитой, ее Назар как стеклянную бережет. Саша еще молода, в город стремится. А Диана и Аля… Назар, конечно, их не бросит, к себе захочет забрать, но они не дадутся, знаю. Останутся в этом доме, на краю города. А зимой тяжело бывает добираться, да и опасно.
— Вы еще так молоды …
— Да все старческое. Вас это совершенно не должно касаться. Приношу свои извинения, Роман. Просто мысли вслух. У вас-то как операция завершится, своя жизнь начнется. Сейчас это просто фарс, игра на публику. Как и вся наша жизнь.
Таков был Асланов — задумчиво-суетливый, перескакивающий с темы на тему, но при этом столько золотых крупиц можно было собрать по его словам, что хватило бы на целую книгу мудростей.
И прав Михаил Демьянович. Фарс все это. Игра закончится, и вернется Роман на службу, в свою жизнь, свободную и точно-расписанную, и, судя по развитию отношений с Дианой, она не захочет его больше видеть. Да и должен ли он сам рисковать и переступать тонкую грань, которую переступать нельзя?
«Сразу будет понятно, что у вас ко мне ничего нет!», сказала Диана как-то, и теперь ясно, что его зацепило в этой фразе. Она выделила именно его к ней отношение, а про себя промолчала. Потому что есть чувства. Эти изменения, которые Диана, возможно, скрывает даже сама от себя, уже заметны. Роман прекрасно в них разбирался, но закрывал глаза и не хотел замечать.
Можно приятно провести время с Дианой и разорвать связь, как только все зайдет слишком далеко, как он делает обычно. Чувства могут быть скоротечны, Рома не раз в этом убеждался. Не захочет ли он свободы через месяц, полгода, год? И сможет ли потом не возненавидеть себя за ее слезы? Вряд ли Диана согласится на те условия, в которых он привык жить и в которые загонял все связи с женщинами. Слишком Диана чувствительна для голого секса, слишком чистоплотна для простого расчета.