Укрощение Зверя
Шрифт:
Своим милостивым вниманием я снискал признательность людей даже самого низкого общественного положения юродивых, не имеющих определенного пристанища. Я всеми силами старался улучшить положение этих людей. К мусульманам я был снисходителен, за каждую маловажную провинность не взыскивал слишком строго. К потомкам пророка я всегда относился с подобающим уважением. Я избегал выслушивать людей, говорящих неправду.
Я выбрал себе четырех министров, проникнутых теми же идеями; назову из них Махмуд Шахаба Хорассанского и Насреддин Махмуда-уль-Арамыра. Этим министрам я повелел неусыпно следить за мной и останавливать меня каждый раз, как я вздумаю поступить несправедливо, поверю чьим-либо ложным словам или захочу воспользоваться чьим-либо чужим имуществом. Я слышал, что Бог, возвеличивая какого-нибудь человека, оказывает ему тем самым великую милость, и такое благоволение Творца обязывает возвеличенного человека в свою очередь быть справедливым и милостивым. Сидя на престоле, я постоянно помнил об этом и вполне усвоил себе эти качества.
Это было правдой, но лишь наполовину. Министрам было дано такое поручение, но исполнять его позволялось, только когда у Амира Тимура было хорошее настроение. Повелитель продолжал:
– Сильное войско мое, расположившись у Эрзрума ,заняло всю степь, окружающую этот город; взглянул я на войска свои и подумал: ведь вот я один и, кажется, не обладаю никакой особенной силой, а все это войско и каждый воин в отдельности – все, безусловно ,повинуются моей воле. Стоит мне отдать какое-либо приказание ,и оно будет в точности исполнено. Размышляя ,таким образом, я возблагодарил Создателя, так возвеличившего меня среди своих рабов, и спросил у мудрых высших духовных лиц, в чем заключается причина повиновения всей этой массы людей моей воле?
Улемы объяснили мое влияние тем, что меня осенило величие Божье, и потому я силен силою и волею Божьей. Они привели текст Корана, в котором сказано, что если правитель во всех своих действиях будет руководствоваться справедливостью, то все подданные его будут ему повиноваться беспрекословно, а враги его будут трепетать пред ним. При этом преданность такому царю его подданных объясняется тем, что нет никакой причины не быть признательным и послушным такому правителю. Ну, все Наби-джан, достаточно на сегодня. Отдыхай. И позови ко мне визиря Мухитдина.
– Слушаюсь, амир.
Через несколько минут в комнату вошел главный визирь Малого Посольского дивана Мухитдин Туклук и замер в смиренном поклоне. Тимур жестом показал ему место, визирь сел на пятки, достал чернильницу и калам [51]для письма. Как правило, то, что сообщал амир визирю, было государственной тайной и писарю тут делать было нечего.
Тимур строго посмотрел на визиря, у того сжалось сердце. Амир выдержал паузу и спросил:
– Посольство на Русь ушло?
– Завтра уйдет Повелитель, я докладывал.
– Сколько времени они будут добираться до Москвы?
– Я распорядился, чтобы никто не смел их задерживать. Коней менять по первому требованию, ну и так далее…
– Подарков достаточно взяли с собой? Мы должны усыпить их бдительность.
– Подарков много, хватит и князю и всем его придворным.
– Перечисли наши требования.
– Первое – это выдача беглого царевича Касима.
– Да, – сказал Тимур и передвинул косточку на четках подаренных ему шейхом Заинуддином-Абубекром Тайбадским.
– Второе – это выдача детей нашего врага Тохтамыша. И третье – московский князь должен ежегодно платить нам налог за защиту его от врагов.
– Все правильно. Держаться терпеливо, но твердо. Возврат царевича Касима это непременное условие. Пусть объяснят хану Василию, что я не прощаю предателей.
– Хочу напомнить амир… не знаю, как сказать.
– Говори прямо, не бойся.
– Я хочу сказать, что Касим присягу верности не давал, сначала молод был, а потом как-то упустили.
– Кто об этом знает кроме самого Касима?
– Из тех, кто может проболтаться – никто.
– Значит пусть так, и скажут князю – мол, присягал.
– Могут не поверить без предъявления подписанного им документа.
– Кто я и кто этот московский князь! Я ему ещё буду документы предъявлять? Пусть скажут, что если царевича не выдадут, возьмем их города на саблю. А их самих продадим в рабство. Они про нас знают. У них есть такая пословица: «Слухом земля полниться». Ситуация у князя Василия такая, что он Касима выдаст немедленно.
– Да. Сначала очень большое сражение с ханом Мамаем. После него живой силы почти не осталось. Когда на Москву пошел Тохтамыш её уже никто и не оборонял. Если теперь напасть – Русь просто упадет к вашим ногам. Но… есть одна странность. Позвольте мне сказать Повелитель.
– Говори.
– Этот народ очень давно воевал с монголами. Если мне не изменяет память – лет двести. И многому у них научился. Наши купцы, торгующие на Руси, удивляются, что после каждого поражения их княжества странным образом становятся сильнее. И прочнее сплачиваются между собой.
– Это естественно. Монголы вырезали тех, кто слабее, а те, кто сумел выжить, давали потомство людей способных на сопротивление. То же самое произошло и в нашей стране, только намного раньше.
– Потрясающе! Повелитель, нет предела вашей мудрости. Мне никогда это и в голову не приходило!
– Вот по этому меня Аллах поставил амиром над такими как ты. Отбрось все сомнения, мы намного сильнее их. Это безусловный факт. Если они не выполнят наши условия, то станут пылью под копытами наших коней!
– Понял, Повелитель.
Пятясь до самого выхода и кланяясь, Мухитдин Туклук ушел. Выйдя из кабинета Тимура, он оглянулся на мощных часовых багатуров стоящих у двери с невозмутимым видом, вытер пот со лба и заторопился. Нужно было ещё раз переговорить с советником Шамсутдином Бури, назначенным послом в московское княжество. Ещё раз проверить всю сопроводительную документацию – каждую мелочь.
Часто бывало, что от какой-нибудь незначительной детали зависел успех очень важной миссии. А от успеха миссии – жизнь посла, да и самого визиря. Жить визирь Мухитдин хотел. Он только, что построил себе летний дворец, совсем не большой, но очень уютный. Отделочники уже закончили свою нескончаемую работу, и теперь его младшая жена, восемнадцатилетняя красавица Шахноза ежедневно собирает у себя лучших портных и мебельщиков Самарканда и рассматривает предлагаемые ей образцы и эскизы драпировок и ковров. Сорокалетний визирь разрешил младшей жене заниматься этим делом, хотя обязанность эта была за старшей женой. Но Мухитдин настолько увлекся юной Шахнозой, что не мог отказать и разрешил именно ей этим заниматься. Теперь весь гарем ненавидел новенькую и мечтал о мести. Пришлось переселить её на окраину города и приставить охрану. Молодую красавицу совершенно не беспокоили гаремные козни, и напрасно.