Укроти меня, или Грани раскола
Шрифт:
— …перчатки сдерживают ее тьму, не дают добраться до сердца. Но мы не знаем, как долго это будет работать. Ее организм не справляется с ее силой, поэтому изначально лечебные прикосновения превращаются в смертельные… Ее магическая Искра все время как будто работает на пределе, даже в состоянии покоя. Она изнашивается в тысячи раз быстрее. Ты знаешь, к чему такое в итоге приводит…
— Сколько ей осталось, Иль?
— Года два… Может, три от силы… Не больше.
— И что, совсем без шансов?
Ильфорте тяжело вздохнул. Лица его я видеть не могла, но представляла, как он хмурит брови и поджимает губы.
— Пока что я не вижу никакого выхода, Заэль. Ищу постоянно, не прекращаю поисков, но пока что ответа не нахожу.
Ильфорте помолчал немного и продолжил:
— Это выливается в болезненные приступы со вспышками неконтролируемой магии, отражается на распаде телесности — тело просто не выдерживает такой постоянной нагрузки и начинает «распадаться». Я пока не понимаю, что со всем этим делать… Мы смогли лишь купировать ее проблему до поры до времени — перчатками да некоторыми вспомогательными зельями. Но это не исцеление, это как сбить температуру, но не лечить саму причину болезни. А чем лечить — мне непонятно… Завтра Лоре исполниться восемнадцать, и по моим прогнозам после совершеннолетия ее сила начнет стремительно набирать обороты, и приступы начнут прогрессировать. Телесность будет продолжать распадаться, боли — усиливаться. Как долго мы сможем помогать ей справляться с этим? Я не знаю. А как долго она сама сможет выдерживать? Тоже — вопрос… Поэтому… Поэтому пока наиболее вероятен худший вариант развития событий, Заэль. Прости…
Отец ничего на это не ответил, только послышался глухой звук удара, похожего на удар кулаком по стене.
Может, они еще о чем-то важном говорили, но я слушать не стала… На цыпочках прокралась обратно к себе в спальню, наложила заглушающие чары на своей комнате и дала волю своим эмоциям.
Я долго, очень долго плакала от бессилия и жалости к самой себе… Мне жить хотелось. Очень! Я была бы готова даже полностью отказаться от магии, лишь бы продолжать жить. Я даже Наставника спрашивала когда-то о такой возможности, но он лишь покачал головой, сказав, что нельзя просто так взять и отключить в себе магию по желанию, нажав на невидимую кнопку. Я и сама это знала прекрасно, но…
Поэтому в тот день я сорвалась. Психанула, ага. Сбежала под утро из дома, обложившись всеми возможными маскировочными чарами, чтобы меня никто из родственников найти не мог. Стащила из отцовского кабинета еще и парочку мощных артефактов-браслетов, которые помогали мне перемещаться без следов. Хорошо обложилась чарами, постаралась, меня аж целые сутки найти не могли.
Эти сутки я провела под девизом «сейчас или никогда». Решила — у меня сегодня вроде как праздник, и я проведу его так, как хочу только я, и ни в чем себе
Чего я только не делала в этот день… Но все время мыслями возвращалась к одному и тому же — к Калипсо.
Подумала — что ж, если мне осталось жить от силы еще пару-тройку лет, то я должна, обязана хотя бы раз в жизни добраться до своего персонального запретного плода.
Я знала, что Калипсо отправится в Рауф-Пул в день летнего солнцестояния, до меня ранее доносились обрывки разговоров братьев ди Верн-Родингеров, что они отправятся туда развлекаться вместе. Найти Калипсо в этом клубе было так же сложно, как откопать иголку в стоге сена, но я всё-таки справилась с поставленной задачей. К тому моменту голова моя была облегчена парой бокалов огненного пунша, я отбросила всякое стеснение и сама внаглую полезла к Калипсо.
«Сова. Сегодня я буду твоей совой!»
«Что ж, тогда я сегодня буду твоим белым кроликом, раз ты меня поймала…»
Я рассмеялась, уводя его на танцпол и думая о том, что Калипсо даже не догадывается, насколько он попал в точку, и что сегодня я действительно своего рода сова, поймавшая своего кролика.
Он танцевал богично… Его руки недвусмысленно скользили по моим бедрам, а его глаза прожигали насквозь. О-о-о, эти его глаза!.. Вот тогда они наконец-то смотрели на меня не как на «просто друга», а как на соблазнительную девушку. Как на свою добычу… Которой я была очень даже не против побыть. Впрочем, в тот вечер добычей всё-таки был Калипсо. Думаю, он наверняка ошалел от моего напора… Хотя ему-то совершенно точно нравилось.
Наедине он был… именно такой, каким я себе его представляла. Даже лучше, намного лучше. Эдакий пылающий костер страсти и чувственности, который в ту ночь достался мне одной. Как он целовал меня, боже… Эти его крышесносные поцелуи я буду помнить всю свою оставшуюся, пусть и недолгую, жизнь.
Вряд ли Калипсо подозревал, что я подарила ему свой первый поцелуй… Но мое отсутствие опыта с лихвой возмещала активность, наглость, девичья влюблённость и дикое желание утонуть в пучине удовольствия и дарить, дарить много ласки и нежности… О, я была щедра на эмоции. Я твердо была намерена получить всё что хочу от этой ночи и не испытывать потом сожалений по этому поводу.
Наверняка Калипсо также ошалел от моей невинности и при этом — абсолютного бесстрашия… Впрочем, виду он особо не подал и быстро справился со своими эмоциями. Он был такой чуткий… и сделал все для того, чтобы мне было хорошо.
Я не испытывала угрызений совести из-за того, что мне пришлось вмешаться в память Калипсо, чтобы стереть его воспоминания о моей персоне. Зачем стерла? Испугалась… Его неизвестной реакции, и вообще… Не нужно было ему обо мне ничего помнить. Ни к чему это. У нас была только эта ночь, и не было никакого общего будущего, и жалеть тут не о чем, я свое получила, и мне лучше уйти — так я рассуждала, когда покидала Рауф-Пул, оставив Калипсо связанным в номере.
Потом правда эмоциональный откат прошел, и я долго корила себя с мысленными воплями «Что я вообще наделала?!!». Но это было потом, когда я успокоилась, осознала всё произошедшее и признала, что связывать Калипсо и стирать ему память было так себе идеей. Мягко говоря. И что если моя тайна раскроется, мне прилетит от него по полной программе. Тоже мягко говоря.
Но на тот момент я просто была по-своему счастлива и шла куда ноги бредут, наслаждаясь нежно-розовым рассветом…
Родители нашли меня позже на набережной, когда мои маскировочные чары стали терять свое действие. Нет, родители меня не ругали за такой вот молчаливый побег. Отнеслись с пониманием и много говорили о том, как я им дорога, что они сделают всё для моего исцеления… Но я их слушала краем уха, если честно. Слушала и улыбалась своим воспоминаниям о лучшем Дне рождении в жизни, жаркие воспоминания о котором я собиралась оставить при себе и не делиться ими ни с кем.