Ультиматум Борна
Шрифт:
– У монсеньора везде есть глаза – уверена, это не сюрприз для тебя. Было замечено, что Санчес, полный отшельник, отправил несколько тяжелых ящиков вместе со своим главным поставщиком провизии, а вчера утром он не подстриг и не полил свой драгоценный сад, его летний ритуал, неизменный, как солнце. На склад поставщика был послан человек, чтобы открыть ящики…
– Книги, – тихо вставил Джейсон.
– Отданные на сохранение до дальнейших указаний, – закончила Доминик Лавьер. – Санчесу следовало отправиться быстро и тайно.
– И Карлос узнал, что никто в Москве не выдавал
– Прошу прощения?
– Ничего… Что за человек был этот Санчес?
– Я не была с ним знакома, никогда даже не видела. До меня доходили только немногочисленные слухи.
– У меня нет времени на многие. Что за слухи?
– Похоже, это был очень большой человек…
– Это я знаю, – нетерпеливо перебил Джейсон. – Судя по его книгам, он был хорошо начитан, возможно, хорошо образован, даже его речь говорила об этом. Откуда он взялся и почему он работал на Шакала?
– Говорят, он кубинец и участвовал в революции Фиделя и что он был глубоким мыслителем, а также учился на юридическом вместе с Кастро и был некогда отличным атлетом. Потом, конечно, как это бывает во всех революциях, с победой начались внутренние распри – по крайней мере, так мне говорили мои старые друзья по баррикадам тревожных дней.
– Не понял. Растолкуй.
– Фидель ревновал к лидерам некоторых определенных отрядов, особенно к Че Геваре и к человеку, известному тебе как Санчес. Кастро не мог терпеть конкуренции. Че был отправлен на задание, стоившее ему жизни, а против Санчеса были выдвинуты надуманные обвинения в контрреволюции. До его казни оставался час, когда Карлос со своими людьми ворвался в тюрьму и похитил его.
– Похитил? Скорее, увел в одежде священника.
– Вполне допускаю это. Когда-то церковь со всеми своими средневековыми безумствами держала Кубу в руках.
– Ты говоришь это как будто с горечью.
– Я женщина, а папа римский – нет; он пережиток Средневековья.
– Суд вынес приговор… Значит, Санчес объединил свои силы с Карлосом, два разочарованных марксиста в поисках своего собственного дела – или, быть может, своего собственного Голливуда.
– Я в этом деле слишком мелкая сошка, мсье, но, судя по твоим словам, эта фантазия принадлежит великолепному Карлосу; на долю Санчеса выпало горькое разочарование. Он задолжал Шакалу свою жизнь, так почему бы ее не отдать? Что еще ему оставалось?.. Пока не появился ты.
– Это все, что мне было нужно. Спасибо. Я просто хотел заполнить несколько пробелов.
– Пробелов?
– Некоторые сведения о событиях, которые я не знаю.
– Так что мы теперь будем делать, мсье Борн? Разве не это был ваш начальный вопрос?
– А что вы хотите делать, мадам Лавьер?
– Я знаю точно, что не хочу умирать. И я не мадам Лавьер в смысле семейных отношений. Связанные с этим ограничения всегда претили мне, а преимущества не были необходимы. Многие годы я была дорогой девушкой по вызову в Монте-Карло, Ницце и Кап-Феррате, пока красота не покинула меня. От того времени у меня остались друзья, временные любовники, которые заботились обо мне в память о былых временах. Большинство из них уже умерли, к сожалению.
– Кажется,
– О, мне платили и отчасти все еще платят, поскольку я все еще ценна. Я вращаюсь в элитных кругах Парижа, где процветают сплетни, а это часто бывает полезно. У меня превосходная квартира на авеню Монтейн. Антиквариат, отличные картины, прислуга, банковский счет – все, что должно быть у женщины, бывшей некогда в моде, для кругов, в которых она все еще обитает. И деньги. Каждый месяц на мой счет переводится восемьдесят тысяч франков из Женевы – несколько больше, чем мне необходимо для оплаты счетов. Поскольку, видишь ли, именно я должна их оплачивать, никто больше не может этого сделать.
– Значит, у тебя есть деньги.
– Нет, мсье. У меня есть стиль жизни, а не деньги. Так хочет Шакал. Не считая своих стариков, всем остальным он платит только за то, что получает на условиях срочной службы. Если бы на десятый день каждого месяца из Женевы не приходили деньги, я была бы полностью разорена в течение тридцати дней. Но в том случае, если бы Карлос решил избавиться от меня, в деньгах не было бы необходимости. Со мной просто было бы все покончено – как сейчас. Если бы я вернулась сегодня утром в мою квартиру на Монтейне, я бы уже оттуда не вышла… как моя сестра не вышла из той церкви в Нейл-сюр-Сьен.
– Ты уверена в этом?
– Конечно. Та остановка, с велосипедом, была сделана с целью получения инструкций от одного из стариков. Приказания были конкретными, и их следовало исполнять немедленно. Одна моя знакомая должна была встретить меня через двадцать минут у пекарни в Сен-Жермене, где нам следовало обменяться одеждой. После этого ей надлежало поехать дальше в Магдаленскую миссию, а мне – встретить курьера из Афин в номере отеля Тремоли.
– Магдаленская миссия?.. Ты хочешь сказать, что те женщины на велосипедах действительно монашки?
– Соблюдающие обеты целомудрия и бедности, мсье. Я – часто навещаю их и превосхожу их по субординации, поскольку прибываю из монастыря в Сен-Мало.
– А женщина в пекарне. Она?..
– Она изредка срывается с катушек, но при этом отличный управляющий.
– Боже, – пробормотал Борн.
– Это слово часто слетает с их губ… Теперь ты понимаешь всю безнадежность моего положения?
– Не уверен.
– У меня есть повод усомниться, что ты действительно тот самый Хамелеон. Меня не было в пекарне. Встреча с греческим курьером не состоялась. Так куда же я делась?
– Ты задержалась. Сломалась велосипедная цепь; тебя задел один из тех грузовиков на улице Лекурб. Черт, тебя пытались изнасиловать. Какая разница? Ты задержалась.
– Давно ты меня вырубил?
Джейсон глянул на часы, которые теперь были хорошо видны в ярком утреннем свете.
– Думаю, чуть больше часа назад; может быть, полтора. Учитывая то, как ты была одета, таксист долго выруливал, пытаясь найти место, чтобы можно было донести тебя до скамьи, не привлекая лишнего внимания. Я ему хорошо заплатил за помощь.