Ультиматум Борна
Шрифт:
– Да, сэр. – Водитель закрыл дверь. – Вам помочь, сэр?
– К черту. Поезжай.
– Есть, сэр.
Его личный шофер сел в машину; неожиданный рев двигателя и стремительность, с которой он помчался по улице, совсем не походили на вежливый отъезд.
Армбрустер взбирался по каменной лестнице, его живот и грудь колыхались при каждом шаге; увидев силуэт своей жены за стеклянной дверью их веранды в викторианском стиле, он выругался себе под нос.
– Ленивая сучка, – тихо сказал он, хватаясь за перила, перед тем как встретиться со спутницей тридцати лет своей жизни.
Из темноты откуда-то
Борн переоделся во французские джинсы, натянул темную футболку с короткими рукавами и хлопчатобумажную ветровку, положил деньги, оружие и все документы – как фальшивые, так и настоящие – в карманы и вышел из «Пон-Рояля». Перед этим, однако, он соорудил на постели из подушек подобие спящей фигуры и повесил на стуле на видном месте некоторые из своих вещей. Он неторопливо прошел через нарядный холл, а как только оказался снаружи на улице Монталамбер, бросился к ближайшей телефонной будке. Опустил монетку и позвонил домой Бернардину.
– Это Симон.
– Я так и подумал, – ответил француз. – Я ждал вашего звонка. Алекс мне только что обо всем рассказал, поэтому я попросил его не говорить мне, где вы находитесь; ведь о том, чего не знаешь, не сможешь и рассказать. Но все равно, будь я на вашем месте, я бы нашел другую гостиницу, хотя бы на ночь. Вас могли заметить в аэропорту.
– А как же вы?
– Я собираюсь побыть canard.
– Уткой?
– Подсадной. Бюро постоянно наблюдает за моей квартирой. Возможно, меня навестят; это будет удобно, n’est-ce pas? [51]
51
Не так ли? (фр.)
– Вы не сообщили в свой отдел про…
– Про вас? – перебил Бернардин. – Как я могу, мсье, когда я вас даже не знаю? Мое драгоценное Бюро полагает, что я получил угрожающий звонок от старого противника, известного психопата. На самом деле я много лет назад уничтожил его в наших заморских территориях, но не закрыл дело…
– Следует ли говорить про такие вещи по домашнему телефону?
– По-моему, я уже упоминал, что это уникальный аппарат.
– Да.
– Достаточно сказать, что он не будет работать, если линия прослушивается… Мсье, вам необходимо отдохнуть. Без этого вы будете бесполезны даже для себя самого. Найдите место, где можно выспаться. К сожалению, сам я не могу вам в этом помочь.
– «Отдых – это оружие», – сказал Джейсон, повторяя фразу, которая была для него правдой жизни, жизненно необходимой для выживания в том мире, который он ненавидел.
– Пардон?
– Не обращайте внимания. Я найду себе комнату и перезвоню вам утром.
– Тогда до завтра. Bonne chance, mon ami [52] . Нам обоим.
Борн
«Отдых – это оружие», – сказал он себе, глядя в потолок, по которому, словно по экрану из белого гипса, перемещались огни парижских улиц.
Приходил ли отдых в горной пещере или на рисовом поле в дельте Меконга, не имело значения; это было оружие, зачастую более мощное, чем пистолеты и пулеметы. Этот урок вдолбил в его голову де Анжу, который отдал свою жизнь в пекинском лесу за то, чтобы Джейсон Борн мог жить дальше. Отдых на самом деле оружие, решил он, дотрагиваясь до повязки на шее, но почти ее не ощущая – Джейсон постепенно погружался в сон, и сдавливающее чувство от повязки исчезало.
52
Удачи, мой друг (фр.).
Просыпался он медленно и неторопливо, до его окон снизу долетал уличный шум; металлические сигналы клаксонов, словно раздраженное карканье злобных ворон, перемежались с шумом двигателей, которые то набирали обороты, то вдруг замолкали. Обычное утро на узких улицах Парижа. Стараясь держать шею неподвижно, Борн спустил ноги с несколько короткой для его роста кровати на пол и посмотрел на часы. Он удивился, на мгновение решив, что забыл перевести на местное время. Ничего подобного. 10.07 утра по Парижу. Он проспал почти одиннадцать часов – это подтверждало и урчание в животе. Усталость сменилась голодом.
С едой, однако, придется подождать; есть вещи и поважнее, и первым делом надо позвонить Бернардину, а потом выяснить, насколько безопасен отель «Пон-Рояль». Он встал на одеревеневшие ноги, слегка пошатнулся, ноги и руки охватил утренний озноб. Ему был нужен горячий душ, о котором в «Авенире» нечего было и думать, потом небольшая зарядка, чтобы размять тело, а ведь все это не понадобилось бы еще всего несколько лет назад. Он вытащил из брюк кошелек, взял визитку Бернардина, вернулся к кровати и снял трубку.
– Боюсь, Le canard никто не навещал, – сообщил ветеран Второго бюро. – Даже никакого намека на охотника, что, я думаю, не так уж плохо.
– Плохо, пока не найдем Панова – если мы его вообще найдем. Чертовы ублюдки!
– Да, с этим приходится мириться. Это самая неприятная часть нашей работы.
– Проклятие, я не могу забыть о таком человеке, как Мо, только потому, что «с этим приходится мириться»!
– А я вас и не прошу об этом. Я только пытаюсь вернуть вас в реальность. Ваши чувства вам дороги, но они ничего не изменят в реальном мире. Я не хотел вас обидеть.
– А я просто сорвался. Простите. Дело в том, что он особенный человек.
– Я понимаю… Какие у вас планы? Что вам нужно?
– Пока не знаю, – ответил Борн. – Я возьму такси на бульваре Капуцинов и через час или около того смогу что-то сказать. Вы будете дома или в Бюро?
– Пока вы мне не позвоните, буду у себя, рядом с моим уникальным телефоном. Учитывая сложившуюся ситуацию, я бы предпочел, чтобы вы не звонили мне в контору.