Ультрафен
Шрифт:
Феоктистов, доставший ключи от сейфа, бросил их обратно в карман брюк. Остановился. Посмотрел на улыбающиеся лица коллег и, повернув вновь к двери, спросил:
– Мне кто-нибудь звонил?
– Я там, у тебя на столе, записал, – ответил сударь. – Два телефончика. И оба от женщин, – подмигнул. – Везунчик вы, граф Феокт.
– Да и какой-то мужик звонил, – сказал молодой следователь из аборигенов Эхирит-Булагатского района, Анонычев Андрей, бурят.
– Телефон оставил?
– Нет, сказал, позже перезвонит.
Феоктистов
При его появлении в коридоре двое парней, вызванных по повесткам, привстали с подоконника. Феоктистов, не обращая на них внимания, вошёл в следующую дверь, такую же, как и все на втором этаже, обитую черным дерматином.
Кабинет начальника отдела уголовного розыска города такой же по форме и размерам, как и у его подчиненных. Но внутреннее расположение мебели в нём несколько отличалось: два стола стояли посередине, приставленные Т-образно один к другому, шкаф у входа под одежду и второй, напротив него, со стеклянными дверцами, с книгами и брошюрами внутри. У окна, где сидел хозяин кабинета, два сейфа, поставленные один на другой, и на столе три телефона: белый, красный, черный – последний без диска, прямая связь с начальником горотдела.
– Здравия желаю, товарищ майор. Разрешите?
– Привет, Толя, входи, садись, – показал майор на стулья, стоявшие по обе стороны приставного стола.
Феоктистов прошёл, выдвинул стул из-под стола и сел.
Майор был в милицейской форме, но без кителя. Тот висел сзади него на спинке мягкого стула.
– Я вот чего хотел тебя видеть, Толя… Нет, сначала доложи, что там у тебя с угонщиками?
– Они не угонщики, Евгений Моисеевич.
– Вот как? Ты уже установил?
Феоктистов помедлил. Ответил:
– По крайней мере, нет прямых улик по вскрытии ими гаражей.
– А газовые баллоны, резак в “Жигулях”. Это что, не улики? Не доказательства?
– И баллоны, и резак – это их имущество. Они перевозили их из одного гаража в другой. Из гаража Бахаревского в гараж Смирнова. Поскольку Бахаревский уезжает жить в Иркутск, и это установлено, он передал этот аппарат Смирнову. А какой автолюбитель откажется иметь у себя газосварку?
– Которую им понадобилось перевести ночью?
– Ну, это была не ночь, вечер.
– Ты их выпустил?
– Да. Прошло трое суток. Нельзя их более держать.
Майор Прокудин, продолжительно глядя на подчиненного, но не в глаза, а куда-то в переносицу, отчего взгляд кажется тяжелым, пронизывающим, сказал:
– Да, Анатолий, да. У нас сколько, шесть вскрытых гаражей, три угнанных машины, так? В руках были два потенциальных взломщика, возможно, и угонщика, а что мы имеем? Мы что тут вообще делаем?
“Кое-кого вычисляем и вот-вот возьмём за жабры”, – пронеслось в голове у Феоктистова, но вслух сказал:
– Михалев работает и близок к раскрытию.
– А взломщиков-угонщиков?.. – перебил Прокудин. – Вот то-то.
– Время нужно.
– Кто нам его даст больше, чем мы сами себе установили в обязательствах. Мы обязались каждый квартал иметь два-три раскрытых преступления? Обязались. Июнь на носу, а у нас ничего.
Феоктистов едва заметно усмехнулся.
– Ты извини, Женя, но у нас тут не производственные мощности по выпуску готовых болванок. У нас живой человек и использовать его в качестве исходного материала, штук, процентов как-то даже не этично.
– Ты что же полагаешь, что наш отдел и отдел ОБХСС, с которым мы соревнуемся, в своей работе проявляют бестактность, беззаконие?
– Но и навязывать какую-то арифметику неуместно и смешно.
Прокудин согласно покачал головой, недовольно причмокивая уголком рта.
– Оно так. Но не нами это заведено. И, хотим мы того или нет, это нас подстегивает и дисциплинирует. Как по пословице: давши слово – крепись… И надо сказать, что отдел до сегодняшнего дня неплохо выглядел. Если мы постараемся, то в конце квартала нас вновь ожидает премия. Что тебе, плохо что ли иметь в кармане дополнительно тридцать-пятьдесят рубликов?
Феоктистов вновь иронично усмехнулся.
– Мы с тобой, как прорабы на стройке.
Прокудин зачмокал уголком губ.
– Что-то у нас не получается разговора сегодня. Ну ладно. Что там за утопленника прибило к нашему берегу?
– Зверевский участковый сообщил, что документов при нем не было. При осмотре, врач телесных повреждений не обнаружил. Похоже, утонул по собственному желанию.
– Где сейчас труп?
– В сангородке, в морге.
– А что не в городском морге?
– У них что-то с оборудованием не в порядке, закрыт.
– Когда наступила смерть?
– Предположительно, двое суток назад.
Прокудин достал из папки, лежащей на столе, листок и протянул Феоктистову.
– Вот заявление. От некой гражданки Шпаревой Юлии Петровны. Мужик у неё пропал. Две или три недели назад. Не он ли ходил рыб кормить? Поработай. Возьми у неё фото муженька, сличи. А нет, так тащи её в морг на опознание.
Феоктистов принял заявление и поднялся.
– Хорошо, Евгений Моисеевич.
Задвинув стул на место, направился к двери.
– Относительно тех двух друзей, – догнал его голос майора, – не выпускай их из виду. Раскручивай, не рассусоливай.
Феоктистов выслушал, спросил:
– Можно идти, товарищ майор?
Майор махнул рукой: иди… Он был несколько обескуражен действиями своего заместителя, хотя особых претензий к нему и к сотрудникам отдела нет: работает неплохо, несмотря на молодость.
– А, сиятельство! Посмотрите-ка, всего лишь слегка порозовел, – встретил Феоктистова сударь, не поднимаясь из-за своего стола, также стоящего у окна напротив стола Анатолия.