Ультрафен

Миронов Александр

Ее доверчивость трогала, от этого подмывала теплая волна нежности.

– Сколько же тебе лет, Анечка?

– Пятнадцать… будет скоро, – ответила она и спохватилась: – Ой! Мне же сейчас выходить.

Автобус начал притормаживать.

– Двенадцатый микрорайон, – объявил водитель.

– Тебе же до “Парка Строителей”? – сказал Анатолий.

– Я дальше на трамвае, мне так быстрее и ближе.

Он пожал плечами и отстранился, уступая ей дорогу.

Автобус остановился. Двери с шипением открылись, и Аня

с заметной осторожностью спустилась на площадку остановки.

Автобус тронулся. Девочка стояла у обочины и махала ему рукой. Юбочка впереди слегка выпирала, видимо оттого, что Аня запихала его майку в трусики комком. Это Анатолия насмешило и ещё больше вызвало к ней нежные чувства.

5

Феоктистов, как и предполагал, опоздал. Прокуратура уже уехала. В дежурке находились четверо: старший лейтенант Бахашкин, старший сержант Саша Галимханов и двое из отделения милиции: капитан Егор Кузмин – дежурный второго отделения и сержант водитель ПМГ, что стоял во дворе. Они мирно беседовали и даже посмеивались.

– О! Кого суда занесло! Граф! – с радостью воскликнул Саша. И подался на встречу.

– Здравствуйте! – поздоровался Феоктистов, подходя к стойке. Саша перед ним растворил дверцу.

– Прошу!

Анатолий вошёл и стал со всеми здороваться за руки. Затем устало сел на лавку, спиной прижавшись к прохладной стене.

– Фу-у, пристал, пока до вас добрался.

– Вам так и не дают машину? – спросил капитан.

– А зачем? Ноги молодые, длинные, топчи да топчи их, развивай мускулатуру, – ответил Феоктистов с усмешкой.

– Не боишься истоптаться?

– Боюсь

– Так позвонил бы, приехал б, – с участием сказал Саша. – Мы друзьям всегда рады услужить, и машинку подать, и кабинет лучший предоставить.

– Да как-то не сообразил, – с действительным сожалением ответил Феоктистов.

– Для графа, подали бы кадиллак в лучшем виде.

– Хм, вам до меня ли было?

– А какие проблемы?

– Так у вас, говорят, тут кто-то не то сварился, не то изжарился?

– Сварился.

– Сильно?

– Да нет, насмерть, – пошутил Саша.

– Как саплёнка, – поддакнул Бахашкин, стараясь попасть в тон начатого Сашей разговора.

– Как это произошло?

– Так ты суда за этим и припёрся? Хм, стоило. Мы уже давали показания, – Саша кивнул на капитана, – вот, при них. К М'aлиной, к ней теперь иди.

Феоктистов недовольно повёл плечами.

– Слушай, Галим, давай так договоримся: ты меня не учи, что мне делать и как. У следователя прокуратуры свои задачи, у нас, то есть у уголовного розыска, свои. Усёк?

Похоже, посещение прокуратуры на этих ребят не подействовало угнетающе. Ни Шалыч, ни Галим не прибывали в трауре. Но наглость Галимханова задела Анатолия. И он назидательно добавил:

– И если мне понадобиться, то ты, Галим, мне будешь показания

давать не раз и не два, и не там, где тебе захочется, а где я сочту нужным.

– Ну, разошелся. С ним и пошутить нельзя.

– Можно, почему нельзя? Ха-ха, – добавил Анатолий с сарказмом.

– Я и пошутил. Мы ж, граф, свои люди, – заговорил Саша уже с заметной елейностью в голосе, делая на прозвище Феоктистова смысловое ударение.

– Ну, раз признаешь меня за своего, так и рассказывай всё по порядку, и поподробнее. С примерами на месте происшествия.

Бахашкин почувствовал себя неуютно, заскрипел на стуле. Что-то у Саши диалога с графом не получается. Может, надо было как-то по-другому? Это ж не М'aлина. Шалыч один сидел за столом, все остальные – на лавках. Саша стоял, навалясь задом на угол стола. Стол поскрипывал под движениями его тела.

– Ну, кто будет рассказывать? – спросил Феоктистов.

– Ну, давай я, – сказал Галимханов, бросив короткий взгляд на своего начальника. Тот одобрительно прикрыл глазки. – Значит так. Утром звонят нам Андрей с Серегой из “Победы”. Пьяного, мол, заберите в сквере “Пионеров” отдыхает. Лежит, мол, там, в обнимку с “солнцедаром”.

– Во сколько это было?

– В одиннадцатом часу.

– Какое ж это утро? А кто такие Андрей и Серега?

– Мои это, из отделения, – ответил капитан. – Патрулировали по городу, и зашли в сквер.

– Так, дальше.

– Я съездил. Он еще в сквере начал бузить. А сам, как паралитик, на ногах не стоит. Еле запихали в будку. Привёз, а он и здесь начал собачиться. Еле раздели и в душ сунули. Вдвоём с Васькой.

– Били?

– Хм, ну дал поджопник.

– Вот этим, сорок пятым?

– Сорок третьим. Так, слегка, лодыжкой.

– Ладно-ладно, брось из себя ангела изображать. Дальше?

– А чё дальше? Закинули в кабинку и включили душ.

– Пойдём, покажи.

Феоктистов вышел из дежурки, за ним Галимханов.

Три душевые кабинки. Все закрыты. Возле стены напротив дверей душевых стоит кушетка, обитая черным дерматином. Саша, показывая на неё, хохотнул.

– Под эту гильятину Глотка попал.

– Как?

– Посреди коридора стояла. Я когда выскочил из кабинки, в пару на неё наскочил. Опрокинул. А тут Глотку поднесло – ему на лапы. Ха-ха! Визжал, как сучка под трамваем.

Галимханов открыл третью кабинку, и Феоктистов вошёл в неё. Узкое и высокое помещение, как гигантский пустотелый кирпич, перевернутый и поставленный на попа. Душевой гусак торчал из стены на высоте метров трех. С большого раструба с многочисленными отверстиями всё ещё подкапывала вода. На полу лежала узкая деревянная решетка, поверхность её была ещё бурой, щетинистой от горячей воды.

– Кто включал?

– Не помню, Толя… – замялся Саша. – Суматоха была. Кажется, Васька.

– А почему горячую?