Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника
Шрифт:
Так вот, мы, как в замедленном кино, видели, что вначале писклявая фраза нашего коллеги вошла в Иосино левое ухо; далее, по его приподнявшимся бровям, было заметно, как мозг анализирует ее содержание.
А потом, видимо, мозг куратора определил, что эта фраза подрывает основы государства Израиль, потому что веки Иоси поползли вверх, он вытянул палец в направлении звука и хрипло спросил: «Имя!»
– Коля, – вновь пискнул голос. – Я из города Петушки, из местной газеты. А зачем это вам?
– Чтобы я тебя запомнил, – как-то жутко произнес Иоси. Он с хрустом расправил плечи. – А теперь ког-г-готкий разговор, – куратор ужасно грассировал. – Вас приглашает Министерство сельского хозяйства Израиля. Мне поручено смотреть за вами, чтобы…
Он перевел указательный палец в положение «вверх».
– Первое – чтобы вы все вернулись домой, – он выдержал тяжелую паузу. – И второе! – Иоси снова перенаправил палец в глубину аудитории, как бы ведя диалог с писклявым. – Чтобы ты научился получать три урожая помидоров в год благодаря израильскому гидропонному методу. Ты же любишь кушать помидог-г-гы в своих Петушках?
– Не знаю, – печально пропищал голос. – У нас в Петушках уже давно нет помидоров. У нас вообще ничего нет!..
Иоси неожиданно улыбнулся, показав ряд великолепных белых зубов, сенсационно смотрящихся на фоне его небритого лица, темного от загара.
– Пг-г-гавильно! – сказал он. – Вот почему всем необходимо эмигрировать в государство Израиль, где помидоры есть всегда. По три урожая в год. На иврите тех, кто возвращаются в Израиль, называют «алиёй». Вам нужно всем заалиться.
– А если я не еврей, а хочу помидоры? – поинтересовался кто-то из будущих агрономов.
Все радостно загалдели, но быстро съежились под тяжелым взглядом Иоси.
– Мы еще выясним, кто тут не еврей, – как-то хмуро пообещал куратор. Он сказал эту фразу каким-то специфическим тоном, будто выяснять это будут в подвалах израильских спецслужб.
Прилет
В Тель-Авиве было патологически жарко. То, что такой жары мы не видели в жизни, нам стало понятно, как группа спустилась с трапа самолета.
Видимо, евреи по своей натуре очень жадные люди – Моисей их сорок лет водил по пустыне под палящим солнцем, но этого им показалось мало. Поэтому они с кем-то там, наверху, по местной недорогой связи, видимо, договорились о том, что у них и далее будет особое солнце.
Вот оно и палило, превратив израильтян чуть ли не в негров.
Спустившись с трапа, все пассажиры самолета быстро нырнули в автобус с кондиционером.
Мы рванулись за ними, но Иоси неожиданно остановил нас.
– Стройся! – зычно крикнул он.
У меня потемнело в глазах – какой-то еврейский ОМОНовец заставлял нас, российских журналистов, строиться.
– Станьте тут! – Иоси требовательно ткнул пальцем в точку на земле. – Станьте в ряд и возьмите в руки свой багаж!
Цветы российской журналистики зароптали, но было поздно – автобус хлопнул дверьми и, обдав нас выхлопами от экономичного дизельного топлива, увез как удивленных пассажиров, таращившихся на нас из окон, так и спасительную прохладу.
Стоя на жаре в шеренге, я предположил, что, видимо, за эту поездку я стану антисемитом. Но если это было еще под вопросом, то одного еврея я уже конкретно ненавидел.
Этим евреем был Иоси.
Построившись, мы обливались потом под свитерами и пиджаками.
– Я сказал, взять багаж в руки! – строго выкрикнул Иоси, перекрывая шум самолета.
Все недоуменно подняли чемоданы и сумки.
Иоси медленно пошел мимо строя, внимательно вглядываясь в лицо каждого из двенадцати и переводя взгляд на их руки.
Сказать, что я был в бешенстве – это ничего не сказать! Бессмысленность происходящего действа потрясала, но особенно потрясала наглость этого шабаковца, с которой он устраивал нам оккупированные территории, не отходя от самолета.
И еще потрясало, что все молчали, рабски согласившись с ролью заключенных.
Все, но не я!
Это даже было хорошо, что я был последний в строю – это давало возможность все высказать этому наглецу прямо в лицо, причем от имени всего коллектива.
И особенно от Коли из Петушков, который, стоя рядом, пританцовывал, сучил ногами и даже приседал на манер солиста Украинского ансамбля народного танца им. П. Вирского, исполняющего популярный народный танец «Гопак».
Тем временем Иоси подошел к нам и, мимоходом взглянув на руки писклявого, перевел тяжелый взгляд на меня.
Удивительно, но на его лице не было ни капли пота.
Повисла пауза.
Иоси рассматривал меня, что-то изучая.
– Ты злой. Почему? – внезапно спросил он.
По моему телу пробежала какая-то мстительная волна. Я понял, что момент настал!
– Потому что вы издеваетесь над нами! – радостно выкрикнул я, чтобы слышали все. – Я злой, потому что жарко! Потому что мы журналисты и не носим бомбы! Нечего нас досматривать!
– У тебя появились тг-г-гебования? – спросил Иоси тоном, которым он, видимо, задает вопросы палестинцам, перед тем как производить с ними свои популярные действия, о которых упоминала дама из Шабака.
– Да, у меня требования! – гордо заявил я. – Их два. Мне, то есть нам, нужно в аэропорт, где есть кондиционер. И еще я официально требую, чтобы вы отвели Колю пописать. Он сейчас наделает в штаны, но боится вам сказать. Он много пил в самолете.
В подтверждение последней фразы Коля еще активней затанцевал.
Иоси неподвижно продолжал разглядывать мое лицо.
– Или позовите консула! – взвизгнул я. – Я российский гражданин!
Не говоря ни слова, куратор стал перед строем изнемогающих журналистов.
– Ты, ты, и ты. – Он мрачно ткнул пальцем в трех из нас. – Шаг вперед!
Мы с Колей сделали шаг. На другом конце шеренги шаг вперед сделал какой-то парень, которого я почти не знал.
Лично я сделал шаг потому, что каким-то особым шестым чувством понял, что обстановка накалена настолько, что Иоси может грохнуть нас троих прямо тут, перед строем. При этом рев самолетов заглушит выстрелы, товарищи по профессии позорно смолчат, а старушка-мама никогда не узнает, что ее сын погиб, отстаивая честь и естественные потребности корреспондента Коли из крохотной газеты города Петушки. Старушке-маме только придет короткая весточка, что ее сын расстрелян как враг еврейского государства.