Улыбка Авгура
Шрифт:
Я вспомнила, как она кормила меня манной кашей. Наверняка, она кормила и чем-то другим, но в памяти осталась только сладкая размазня, которую, как только мама Нюся отворачивалась, я успевала размазать по груди, по столу, по Павлику (непременно и с неописуемым восторгом), а остатки скармливала хиреющему фикусу. То ли мало скармливала, то ли он не любил манную кашу, только фикус захирел окончательно.
– Не девка, а бусурман растет, - ругалась Нюся, обтирая громко ревущего Павлика полотенцем. Бусурман у нее - самое ругательное слово. А произносит она его мягко, с улыбкой.
– Возьми пока, - я вытащила купюру из кармана. Она вытерла руки о передник и приняла деньги. Я мягко попросила ее, - Постарайся, пожалуйста, экономить, никаких кроликов больше, никакой семги, лады?
Она снова кивнула и проворно спрятала деньги на груди.
– Скажи, как дядя платил тебе?.. Да не жмись ты, говори как есть.
– Я ела с общего стола, а из одежды мне ничего не надо. Хозяин переводил на книжку, говорил, на старость, чтобы я чувствовала себя уверенно. Но от вас мне ничего не надо!.. Я бы и с книжки-то сняла, только банк в Москве, как до него добраться?
– Покажи книжку.
– Ника...
– Покажи книжку!
– приказала я, вложив в голос металл, и хлопнула ладонью по столу.
Когда она вышла из кухни, я поймала себя на мысли, что ожидаю очередного осложнения. И оно не замедлило объявиться.
Ровный столбец цифр, из которых следовало, что дядя переводил деньги каждые три месяца. День в день. Я посмотрела на последнюю дату. Так и есть: три месяца истекли на прошлой неделе. Я отдала книжку Нюсе и в задумчивости вышла из кухни, прихрамывая на ходу.
– Ника, - окликнула Нюся.
– Да?
– ...Нет, ничего... Я хотела сказать, что обед почти готов.
В холле я столкнулась с кузиной, которая что-то искала в старом шкафу. Увидев меня, она, кажется, перепугалась, как воришка, застигнутый на месте преступления, и быстро захлопнула ящик.
Попалась. Пока не забыла, надо поговорить с ней о тете.
– Грета, дорогуша, - обратилась я к кузине, - Скажи, пожалуйста, тебе не жалко маму? Ночью она общается с духами, днем спит, а вечером ходит по дому квелой сомнамбулой. Если ты сама не догадываешься, то я объясню тебе на пальцах, почему такой режим необычайно вреден для здоровья.
– Ой, а что я могу поделать, ну что, если она ложится после трех? Я говорила раз двадцать, чтобы ложилась раньше, но она не слушает. Скажи ей сама, может, тебя послушает.
– А ты по-прежнему ходишь на тренажеры? Вот и возьми ее с собой. Потом сходите в сауну с бассейном. Есть в вашей сауне бассейн? Потом - на массаж, по магазинам прогуляйтесь. Измотай ее так, чтобы сил не хватило на глупости. Считай, что это партийное задание, ясно?
– Ты правда хочешь, чтобы я взяла маму в тренажерный зал?
– Абсолютно.
– Тогда нужны деньги.
Сама напросилась. Однако тетю и правда надо встряхнуть. На это никаких денег не жалко.
– Сколько?
– Двойной абонемент на двадцать посещений стоит полторы тысячи.
– Долларов?
– ужаснулась я.
– Нет, что ты, рублей.
– Хорошо, я дам деньги.
– Но у нее нет трико и резиновой шапочки для бассейна.
Оказывается, иметь родственников - разорительное удовольствие.
– Сколько?
– обреченно спросила я.
– Смотря что покупать. Если турецкое, - она брезгливо поморщилась, Одна цена, если итальянское, с утягивающими вставками, очень элегантное, цена совсем другая, ты ж понимаешь.
– Солнце мое, я не жена Гейтса, поэтому пойдете и купите что-нибудь попроще. Договорились? Учти, - предупредила я, - С сегодняшнего дня вводится режим жесточайшей экономии. Вот окручу какого-нибудь магната сразу дам знать.
***
Мы сидели в гостиной. Грета по-прежнему казалась расстроенной. Ее голубые глаза потемнели еще больше, а широкие черные брови сдвинулись к переносице. Андрей, который вернулся через час после своего ухода, с любопытством поглядывал то на меня, то на кузину. Я чувствовала себя третьей лишней. Я бы ушла, да желудок против - очень, знаете ли, хочется кушать.
Нюся подала салат из кальмаров, запеченую в фольге форель, лимон к ней, а также нежную, как лепестки ночной фиалки, и хрустящие, как панцири кузнечиков, ломтики картошки-фри.
Разговор не клеился. Чтобы прервать тягостное молчание, я поделилась своими гастрономическими впечатлениями. Кузина посмотрела на меня так, как будто моими устами обнародовалось пятое откровение Ионна Крестителя.
– Ничего странного, - не дрогнул ни одним мускулом гость. Наш человек. За такого можно отдать даже Гретку, - Люди вообще тянут в рот что ни попадя: лягушек, улиток, морских червей, кузнечиков. Корейцы едят друзей человека, а африканцы - своих собственных, если верить господину Дарвину, прародителей. Вернее, не их самих, а мозги. Даже считается, что недоразвитые извилины - это деликатес... Старик Фрейд умилился бы.
Он окинул нас солнечным взглядом.
На столе появился пышуший жаром самовар, чашки, яблочное повидло, масло и рокфор. Запахло душистой мятой. Обожаю.
– Обожаю чай с мятой, - улыбнулся гость Нюсе. Мысли он, что ли, читает?.. Судя по тому, с каким аппетитом Андрей уминал все подряд, поесть он любил и вообще, и в частности.
– Давайте я налью вам еще чашечку, - предложила кузина. Ага, восхитилась я, - Да они на вы. Очень романтично и трогательно.
– Не откажусь, - блеснул белозубой улыбкой Андрей, - А где Елизовета Карловна?
Елизовета Карловна, переговорив со мной и Фабой, в который раз за день отправилась в нежные объятия Морфея. А это значит, что ночью она снова собирается терзать несчастных духов. Я им сочувствую.
Как бы положить этому конец, но тактично, не навязывая своего мнения?
Грета мялась, я молчала, предоставляя кузине законное право выкручиваться. Ее гость - пусть и выкручивается. Вспомнив об обязанностях и.о. хозяйки стола, кузина открыла прелестный ротик и выдавила:
– Мама расстроится, когда узнает, что... разминулась с вами. Она очень благодарна за помощь, которую вы оказали... Ну, - смутилась кузина, - Не только она... Мы все благодарны. Правда, Ника?