Улыбка Мицара
Шрифт:
Шар, несомненно, был продуктом инопланетной цивилизации.
И тогда, готовясь к полету, Тарханов уложил шар в ящик и размашисто написал: "В Музей космонавтики".
Что же еще не доделано на Земле? Взгляд упал на разбросанные повсюду бумаги. Тарханов собрал и сложил их в аккуратную стопку. Письма. Заметки. Отчет об испытательном полете "Уссури". Трактат о диффузии земной цивилизации. Он сложил бумаги в папку и запер в ящике секретера. Вернется займется и отчетом и трактатом.
В кабинет вошла Наташа. Тарханов внимательно
Было начало осени, когда они покинули заволжский дом. Безоблачное небо висело над землей. Дорога показалась короткой. И вот перед ними - огромная площадь космодрома. Вдали, задрав нос к небу, возвышалась громада звездолета "Уссури". Напротив переполненные трибуны. Переливы красок разноцветных одежд. Шум, похожий на гул вулкана.
Председатель Звездного Совета вручил Тарханову рейсовые документы и бортовой журнал.
Тарханов любил эти предстартовые минуты. Но сегодня почему-то он не испытывал обычного душевного подъема.
Ровно в двенадцать часов звездолетчики в белых космических костюмах на белых машинах выехали из главных ворот, чтобы сделать традиционный круг прощания с землянами. Десятки тысяч людей аплодировали звездолетчикам. Потом они стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга - звездолетчики и провожающие их в далекий путь. Минута молчания перед расставанием Минута, длинная, как вечность, последняя, единственн Тарханов посмотрел на небо,, на Наташу, поднял руку и сказал:
– Прощайте, земляне!
Пестрое море колыхнулось перед ним яркими косынками, белыми панамками, соломенными шляпами:
– Доброго тебе пути, звездолетчик!
Тарханов приветливо поднял руку и сделал шаг к лестнице. Ступенька. Еще ступенька. Последняя. И дорога к звездолету. Прямая, длинная, зеленая. Дорога к звездам. Она всегда зеленая - зимой и летом, весной и осенью. По ней ходят только звездолетчики. Когда улетают. И когда прилетают.
Наташа шла следом за ним, потом взяла его за руку. Тарханов медленно перевел взгляд на жену и подумал:
"Тебе тяжелее, чем мне". Эскалатор поднял их в кабину командора. Наташа села в кресло. Тарханов подошел к светло-голубой панели со множеством кнопок.
– Ты уже далеко от меня, Ритмин, - услышал он голос Наташи.
Тарханов круто повернулся и подошел к ней, приподнял на руки.
– Посиди здесь, Ната, - сказал он.
– Кресло командора. Мое кресло. Я буду сидеть на нем долгие-долгие годы н управлять кораблем. Я...
Металлический голос из репродуктора не дал договорить:
– До старта осталось тридцать минут. Тридцать минут до старта. Наталья Андреевна Тарханова, просим вас покинуть звездолет.
Она посмотрела на Ритмина:
– Уже?
Он
– Прощай, родная.
– Боже, какое жестокое слово...
...Воздушные тягачи с двух сторон подхватили гигантский звездолет и плавно поплыли в небо. В иллюминаторы Тарханов видел, как Наташа медленно брела по звездной дороге к трибунам. Потом исчезла. Мелодичный звон предупреждал, что звездолет вышел на стартовую высоту. Связь с внешним миром автоматически прервалась.
Тарханов нажал на стартовую кнопку. Бесконечная радость движения охватила его. Двигаться навстречу новым мирам, новым солнцам...
Звездолет летел со скоростью шестьдесят тысяч километров в секунду. Скорость громадная по земным масштабам и ничтожно малая - по космической шкале. Тарханов сидел в глубоком кресле и с каким-то детским удивлением рассматривал звездный мир. В эти минуты он забыл обо всем на свете. Куда ни глянь, везде звезды. Их больше, они ярче, чем на Земле. А созвездия? Вытянув шею и распластав крылья, летит Лебедь. Прямым поясом из трех звезд затянут Орион. Кассиопея... Как же вы далеки, сверкающие миры!
Ровно мигают зеленые глазки приборов. Будущее неопределенно, но в неопределенности своей радостно и интересно. Прошлое еще рядом и властно над мыслью, но уже далеко-далеко и с каждой секундой становится все дальше. И каждый миг все глубже и шире развертывается пропасть между прошлым и настоящим, и так ясно понимается сладостный ужас быстро бегущего и не останавливающегося времени. Еще ярки и милы и красками жизни сверкают покинутые дорогие лица, но уже пала на них слабая, еле зримая тень. Беззвучно реют они перед глазами, улыбаются, но в улыбке их тихая грусть. А звездолет несется все дальше в глубь Вселенной. Торжественно и согласно чеканят приборы: "Пи-пи-пи". Они как бы тоже прощаются с Землей и тоже грустят о прошлом. Грусть нужна человеку так же, как победа в дальнем походе в звездный мир.
Еще не наступило время собраться всем обитателям звездолета вместе. Это время придет. Сейчас каждый посвоему грустит о прошлом, что осталось на Земле. Священные минуты грусти, облегчающие души, помогающие долгие годы выдержать субсветовые скорости, преодолеть бездну времени и пространства.
Наташа плохо помнит, как она приехала с космодрома домой. Ее угнетала бесконечная усталость. Она не знала, за что приняться, и в каком-то полузабытьи лежала в постели, не в силах ни думать, ни пошевельнуться.
Утром к ней приехал представитель Звездного Совета. Он сказал, что хочет поговорить с ней по поручению командора Тарханова.
– Где он?
– спросила она, едва представитель Звездного Совета поднялся на веранду.
– Еще в пределах Солнечной системы. Полет продолжается нормально.
– Нормально... А как же я?
– У вас другие обязанности перед землянами, и перед командором тоже.
– Голос представителя Звездного Совета мягок и спокоен.
– Я понимаю, как тяжело обрекать себя на долгие годы ожидания.