Улыбка Мицара
Шрифт:
Соболев усмехнулся, но промолчал.
На экране комментатор останавливался у других работ осенней художественной выставки, потом вновь вернул зрителей в зал со скульптурой Луня. Перед горельефом стояла густая толпа.
– Мы опять вернулись к самому популярному произведению осенней выставки, - завершал свой репортаж комментатор.
– Вы видите, как много зрителей собрал этот горельеф. Вглядитесь в их лица! Вы прочтете в их глазах уверенность: встреча состоится! Такова сила скульптуры Игната Луня. Мне сообщили, что Игнат Лунь - звездолетчик. Так пусть он поспешит навстречу
– Не верю!
– Эллиот стоял, заложив руки в карманы.
– Никогда не состоится такая встреча!
Глава четвертая
"ЗЕМЛЯ! СЛУШАЙ, ЗЕМЛЯ!
Я - ЛОРИАНИН..."
У звездолета "Уссури" стоит юноша. Это представитель инопланетной цивилизации. Зовут его Артемом. Он был несмышленышем, когда его доставили на базу экспедиции и окрестили русским именем. Его отличает от землянина только голубой цвет кожи. Дитя шаровой цивилизации, он полон надежд и мечтаний. А во что можно верить на мертвой планете, покрытой голубыми пустынями? Знает ли он, что ожидает его в будущем? Не состарится ли он, не начав еще жить?
"Не надо думать, не надо думать..." - вздохнул Тарханов и посмотрел в открытый иллюминатор. Артем сидел на фюзеляже планетолета и держал в руках оранжевый шар, похожий цветом на дыню. На столике перед Тархановым лежала толстая тетрадь. Таких тетрадей, исписанных мелким четким почерком, за долгие годы жизни на Лории накопилось много. Когда-то он записывал свои мысли и впечатления в машину памяти. Тогда у него не было времени, чтобы прибегать к старинному способу фиксирования мыслей. Теперь времени с избытком: спешить некуда. Надежды на помощь Земли почти оставили его. Да и знает ли Земля, что он жив?
Тарханов опять посмотрел в иллюминатор. Артема уже не было: он куда-то ушел. Ослепительная голубизна простиралась перед Тархановым. Как хотелось хотя бы отдаленного намека на жизнь!.. Голубая пустыня, высокое небо - и тишина. Только один Артем еще привязывает его к жизни.
Неожиданно припомнились минуты, когда Ян Юханен покинул звездолет. Надо было вернуть его.
Тарханов и Антони Итон немедленно вылетели на поиски кибернетика. Мертвенно и тихо было вокруг бледнозеленого дворца. Чудилось, будто весь мир окован голубым безмолвием. Тишина была настолько проницаемо-ясной, что чуть вслушаешься в нее - и уловишь то, что говорится на другом конце планеты.
Тарханов и Итон стояли у входа во дворец и ждали возвращения робота. Какое-то чувство беспомощности охватило их. Торжественно и глубоко спокойно молчало легкое, почти воздушное строение, как бы сотканное из бесчисленного множества шаров, и столь же торжественно молчало фиолетовое небо.
Вдруг мертвая тишина раскололась. Один за другим выплывали из бледно-зеленого дворца тягучие звуки и одиноко проносились в немом пространстве. Дворец вдруг поднялся и поплыл, а тягучие звуки все падали и падали на голубую пустыню.
Все это было не только странным, но и страшным. На месте исчезнувшего здания стоял робот и держал в манипуляторах оранжевый костюм Яна Юханена. Что стало с кибернетиком - так и не удалось выяснить. Робот сообщил, что инженер был во дворце, в последнюю минуту снял с себя защитный костюм и улегся спать, приказав не будить его. Быть может, Юханен погиб от радиации - тогда еще нельзя было ходить по Лории без защитных костюмов. Но это предположение пришлось отбросить кибернетик исчез вместе с дворцом.
Много лет спустя Тарханов обнаружил развалины дворца на берегу океана, недалеко от острова, на котором возвышалась, как назвали ее звездолетчики. Главная обсерватория Лории. Тарханов долго бродил среди мертвых шаров. Да, они были мертвые, потеряли упругость, потускнели. "Шары остались без ядра, поэтому и погибли, - высказал свое предположение Антони Итон.
– Пчелиная семья тоже распадается, когда погибает матка".
Что ж, это предположение было не хуже, да и не лучше многих других предположений, высказанных звездолетчиками на этой загадочной планете...
Не вернулся на базу экспедиции и робот Юханена. Он остался на том же месте, на котором увидели его звездолетчики после исчезновения дворца. Тарханов и Итон покидали место трагедии в сумеречный час, когда тихо подкрадывалась ночь. Робот, стоявший в двух шагах от звездолетчиков, был виден еще отчетливее и яснее, чем днем, но уже тотчас за ним начиналась тьма. Робот раскачивался из стороны в сторону и топал ногами. И топот этот глухо отдавался в мертвой тишине. На это зрелище трудно было смотреть. Антони Итон круто повернулся и зашагал к планетолету.
Через день за роботом полетел Иван Васильевич, но уже не застал его на месте. Может быть, робот отправился на поиски Юханена? У каждого в душе ожила надежда - не все еще потеряно, Юханен вернется, скажет: "Я посмеялся, вот баллоны с антивеществом". Тарханов не верил в чудеса, но заставлял себя верить в это: нельзя убивать ь человеке последнюю надежду, иначе нельзя жить.
Тарханов поднялся с кресла, продолжая листать густо исписанную тетрадь. Последние пять лет он не покидал района звездолета и все эти пять лет писал в дневнике о своих друзьях, о шаровой цивилизации, о загадках, которых не удалось разгадать; писал, чтобы будущие поколения землян знали, что человек и вдали от Земли остается человеком; писал, чтобы расширить горизонты познания мира. То, чем он делился и "будет еще делиться, взято не из книг, - это то, чему он научился за свою жизнь, чему его научили космос, звездные миры, но прежде всего Лория.
Космос и звездные путешествия научили его и другим вещам, притом очень важным. Тарханов понял, что нельзя быть хорошим звездолетчиком, если ты лишен нравственной гравитации Земли. Верность Земле - это не менее важно, чем подвиг. И еще: ни один человек, где бы он ни находился, не может ожидать от других больше того, чем дает сам.
Тарханов присел за стол, чтобы записать и эту мысль, и перо привычно побежало по бумаге.
– Командор!
Тарханов вздрогнул и отложил ручку:
– Артем, сколько раз я тебя просил...