Улыбка зверя
Шрифт:
— Проходи в холл, Галка, — скидывая шубку, пригласила Ксения. — Переобуйся, вот тебе туфельки. А то там ковры на всех полах, замаешься пылесосить. Домработницу я еще нанять не успела… Как думаешь, сотни за две-три можно нанять? Я еще толком здесь не осмотрелась, честно сказать; неполный месяц назад этот риэл-эстэйт прикупила…
— За три сотни? — призадумалась Верещагина. — Маловато, но, думаю, за пятьсот вполне можно подрядить какую-нибудь аккуратную старушенцию из местных.
— Не может быть! За пятьсот? — удивилась Урвачева и тотчас рассмеялась, догадавшись. — Да нет, я же в долларах считаю, не в рублях. Проходи…
Они вошли в огромный
Данный осмотр сопровождался восхищенными ахами и охами, всплескиваниями в ладони и восторгами Галины Верещагиной, не вполне, впрочем, искренними. Настроение ее по мере ознакомления с домом катастрофически портилось и ухудшалось.
— Туалеты и биде на каждом этаже, — добивала ее ничего не подозревающая Урвачева. — Есть еще мансарда, но лень туда подниматься, полуподвал с биллиардной и баром, но лень туда спускаться…
“За что, за что этой сучке такое счастье? — сокрушалась про себя Галина Верещагина, через силу улыбаясь и кивая подруге головой. — За какие такие подвиги и заслуги?”
— Великолепный дом! — похвалила она. — Ты, Ксюша, заслужила… После стольких мытарств…
— Да какие там мытарства, Галочка, — махнула рукой Ксения. — Просто дурам везет…
— Ну, не скажи. Не скажи, — фальшиво возразила Галина, внутренне совершенно согласившись с последними словами подруги. — Дур-то много, а не все живут в таких хоромах. Условия существования совершенно разные…
— Да просто я нестарая, неглупая, а главное, красивая дура! — рассмеялась Ксюша и встряхнула густыми золотистыми волосами. — Ох как вспомню этого Джоджа… Он, скотина такая, лезет, домогается, а как мужик — ноль, елозит только зря…
— Можно подумать, что ты из-за этого его бросила, — заметила Галина.
— Нет, конечно… Я же говорю: мне лично просто скучно там было. Вокруг, вроде, роскошь, а воспринимаешь ее — хуже чем стены тюремные… И мужики у них скучные.
— Можно подумать, с нашими веселее…
— Веселее, Галка! — воскликнула Урвачева убежденно. — Я всё художников вспоминала, богему нашу черногорскую. Свинтусы, конечно, пьяницы… А зато американы, как бы тебе сказать… пресные какие-то, правильные, этикету обучены, а внутри… бр-р, лучше глубоко и не заглядывать… Извращение сплошное. Помнишь, нас в школе учили: страна Желтого дьявола! Так вот. Не верила, думала — дурят, пропаганда. Хрен там! — так оно и есть. Все у них, вроде, благостно, гуманистически, вежливо, но это — туман… Понты, как мой братец говорит. Вокруг — акульи пасти. И, чуть зазевался, — трахают, не снимая штанов…
— Вот не думала, что ты такой патриоткой станешь, — ехидно заметила Галина. — Защищаем, значит, национальное русское свинство. В лифте нагадит, но с душой, с чувством. Ах, как хорошо!
— Ладно, ладно, — рассмеялась Ксения. — Я не о лифте, конечно, а совсем о другом, но… Действительно я что-то того… Не так выразилась. Но там стоит пожить, чтобы оценить свое. Я тебе на собственном примере кое-что поясню, мелочь одну… Представь себе, семь раз я дорожные правила нарушила и все семь раз какая-то сволочь из проезжавших стучала на меня по мобильнику в дорожную полицию. Возможно у нас такое?
— Если подумать, то все верно… Правила нехорошо нарушать.
— Но стучать-то гораздо хуже! Гаже! Как ты не понимаешь?.. И во всем у них так. С виду, вроде, разумно, и правильно, и хорошо, и здорово, и логично, а по-человечески — дрянь выходит… Ладно, идем, Галка, в сауну. Что-то я разволновалась… Помнишь нашего профорга? Помнишь, как он в Испанию по льготной турпутевке съездил? “Вот, говорит, Запад. Входишь в отель, тут же к тебе слуга выбегает, чемоданы подхватывает, прямо в номер несет… Идешь — кум королю с пустыми руками, вразвалочку… Культурно, вежливо. А у нас что?” Ему, кретину, и в голову не приходило, что, окажись он на этом самом культурном Западе, именно он и таскал бы чемоданы… Так, раздевайся и — в пар!
“Боже мой, как же я износилась”, — уныло думала Галина, сидя на банной полке и украдкой разглядывая подтянутую и стройную фигуру Ксении, которая энергичными движениями втирала в кожу мед, смешанный с солью.
Они уже больше часа сидели в чистенькой жаркой парной, постелив на полки белые махровые полотенца. Когда становилось невмоготу, выскакивали наружу и по очереди плюхались в наполненный ледяной водой бассейн, затем возвращались к пару, а, чуть согревшись, шли в комнату отдыха, где на столе кипел самовар, а в холодильнике стыло пиво.
“Что это я попусту растравливаю себя? — пыталась урезонить свои чувства Галина. — Мы же когда-то любили с ней париться в русской бане, — обыкновенной, городской, общественной, и какое удовольствие было… А теперь так все хорошо, а мне рыдать охота…”
— Ты какая-то молчаливая стала, Галка, — заметила Ксения. — Неприятности какие-нибудь? Витька обижает?
— Да пьет, мерзавец, — обрадовавшись тому, что теперь можно дать волю своей скрываемой досаде, пожаловалась Галина. — Работать не хочет, картин не пишет… Сторожем устроился. В прошлом году Кадыков пристроил три его работы одному типу на реализацию. Три маленьких старых этюдика. Тот их в Париж увез вместе с другими, не знаю, говорит, как дело пойдет. Но, чувствую, говорит, что пойдет… И представь себе, все три этюда в первую же неделю купили и еще заказали. По тысяче долларов за каждую отвалили, я его заставила сразу “Ниву” купить, думала, уж сейчас-то начнет работать, стимул будет! Не век же в сторожах ходить. И представь себе, наотрез отказался!
— Это на него похоже, — ничуть не удивилась Ксения. — Он у тебя всегда такой был. Уж на что наши художники на язык злы, а Витьку твоего никто не смел хаять. Все признавали за ним талант…
— Талант, черт бы его подрал! — разозлилась Галя. — Тебе ведь живые деньги платят, возьми кисть, краски, малюй, раз уж ты такой талант! Ну, походи, помайся, это — ладно… Это я пойму, перетерплю. Но и работай же, нельзя семью в черном теле держать из-за своих дурацких принципов. “Я не изменю искусству!” — передразнила она. — Вымотал он мне всю душу… Это он тогда меня, дуру молоденькую, голыми словами взял, а теперь меня вся эта романтика только бесит. Завел семью, так будь добр содержать ее!.. Меня трясет от его выходок. Представь себе, я ему на нашу нищету жалуюсь, а он мне отвечает: “Все относительно. Ты себя, говорит, не сравнивай с сытыми мира сего, ты себя с бабушкой Настей сравни с третьего этажа, она раз в месяц хек покупает и супчик варит. И счастлива”.