Улыбнись, мой ангел
Шрифт:
Моника Адамс глубоко вздохнула. Она не была готова к подобным разговорам.
Немного помолчав, мать покачала головой.
– Нам нечего обсуждать. Прошлое есть прошлое. Его уже не вернуть и никак не изменить.
С этими словами Моника подошла к духовке и вытащила из нее противень с золотисто-коричневым овсяным печеньем. Любимое печенье Дорин. С изюмом. В отличие от сестры Шарлотта терпеть не могла изюм. И мать это прекрасно знала.
– Я по-прежнему считаю, что ты не должна отталкивать от себя Эндрю, – сказала Моника, перекладывая печенье на блюдо.
– Уверена,
– Тебе лишь бы поиздеваться над традициями нашего города!
– Вообще-то я и не думала издеваться, – вздохнула Шарлотта. – Я лишь хотела сказать, что Эндрю станет номером первым в списке перспективных холостяков. К вящему интересу многих одиноких женщин.
– Ты могла бы тоже вступить в это состязание.
– Прости, не поняла?
Ее мать удивленно выгнула бровь.
– Что? Неужели мне запрещено говорить, что моя дочь красавица? – Она на миг умолкла и, посмотрев на дверь, спросила: – Почему бы тебе не сходить за Энни? У меня такое ощущение, что она заблудилась.
Шарлотта обрадовалась возможности завершить неприятный разговор. Энни она нашла в комнате брата. Та не сводила глаз с фотографий, стоявших на столе Джейми. Одну из них, недавно снятую, она держала в руке. На ней брат Шарлотты был запечатлен перед отправкой на место службы. Он был в форме, волосы коротко острижены, мальчишеское лицо кажется очень взрослым, очень решительным.
Энни посмотрела на нее укоризненным взглядом.
– Я не могу оставаться здесь, – заявила она.
– Что здесь не так? – удивилась Шарлотта.
Энни указала на фотографию.
– Это комната солдата.
Шарлотта вспомнила отца девушки: одетый в камуфляж, он целился в них из ружья.
– Армия делает из людей сумасшедших, – продолжила Энни. – Когда они возвращаются домой, то больше не помнят, какими были раньше.
– Так было с твоим отцом? Он тоже изменился, после того как вернулся домой?
Энни кивнула.
– Когда ему становилось совсем лихо, мама умела успокоить его, но когда она умерла, отец совершенно свихнулся. Я же не знала, как вернуть ему разум. Там, в горах, он как будто ведет свою собственную войну. Иногда мне казалось, будто я его заложница, будто я попала к нему в плен. Но в иные дни он бывал почти нормальным. Просыпаясь утром, я не знала, какое будет у него настроение. – Энни проглотила застрявший в горле комок и заговорила дальше: – Он отпускал меня в город только на работу и купить продуктов. Я не знаю, что теперь с ним будет, – с тревогой добавила она, посмотрев на Шарлотту. – У него там грядки, на которых он выращивает овощи, несколько кур и больше ничего. Он велел мне не возвращаться домой. Даже не знаю, что делать.
– Ты пока побудешь здесь. Отдохнешь. Восстановишь силы. Ради себя и будущего ребенка. Не волнуйся, Энни, мы все уладим. Надеюсь, мы сможем помочь твоему отцу, позаботимся о том, чтобы ему там хватало еды. Но я не хочу, чтобы ты возвращалась туда одна. Тебе надо думать не только о себе, но и о ребенке. Договорились?
– Договорились, – с видимым облегчением согласилась Энни.
– Мне думается, тебе будет удобнее в моей комнате, – сказала Шарлотта. – Пойдем со мной. Тебе там понравится. Когда мы с сестрой были подростками, Дорин обставила ее на свой вкус, а она была страшная модница.
– Ух ты! – изумленно воскликнула Энни при виде комнаты в розовых тонах. На огромной двуспальной кровати высились горы мягких подушек, диванчик возле окна был завален мягкими игрушками. Стены увешаны книжными полками.
– В детстве мы спали каждая в своей кровати. Но когда я, окончив школу, уехала учиться, комнату заняла Дорин. Книги тут – мои, ее интересовала только косметика.
Шарлотта указала на туалетный столик. На нем рядами выстроились бутылочки лака для ногтей, лежало зеркало, пара расчесок, а в ящике – куча старой ненужной косметики.
– Как красиво! – восхитилась Энни, и ее глаза вспыхнули неподдельной радостью.
Хотя Энни было уже восемнадцать и она уже была беременна, во многих отношениях она все еще осталась ребенком – хорошенькой маленькой девочкой со светлыми волосами и карими глазами, в которых застыли печаль и невинность. В своей жизни она повидала немало плохого и почти не имела представления о том, что способен ей предложить окружающий мир.
Шарлотте не давал покоя вопрос, кто лишил Энни невинности. Такой же подросток, как и она? Или кто-то постарше, кто отдавал себе отчет в своих действиях? Она спросила у Энни, принуждал ли ее этот мужчина заниматься с ним сексом, но девушка ответила отрицательно. Она так и не сказала, кто отец ее будущего ребенка.
Хотелось надеяться, что Энни говорит правду. Увы, она по личному опыту знала: в том, что касается секса, девушки-подростки порой попадают в самые разные неприятности.
Энни погладила теплое стеганое одеяло.
– Эта комната как из сказки. Вам повезло, что вы выросли здесь.
– В детстве я так не думала.
Сейчас благодаря Энни она посмотрела на комнату другими глазами, Наверно, ее детству можно позавидовать. Но тогда ей казалось, что комната не ее, а Дорин, а дом принадлежит матери, она же здесь лишняя, если не сказать, чужая. Неожиданный звонок в дверь заставил ее вздрогнуть.
– Откроешь, Шарлотта? – крикнула ей из кухни мать.
– Я сейчас вернусь, – сказала Шарлотта Энни. – А ты пока можешь поводить носом.
С этими словами она направилась к входной двери. Звонок тем временем повторился. Шарлотта распахнула дверь, ожидая увидеть кого-то из прихожанок с очередным угощением. В следующий миг ее приветливой улыбки как не бывало. На пороге стоял молодой мужчина с букетом цветов.
Некогда светлые волосы потемнели, но голубые глаза остались прежними. Сохранилась и ямочка на подбородке. И красивые губы. Сердце Шарлотты как будто сделало сальто. Она на секунду перенеслась в то время, когда школьная звезда бейсбола Эндрю Шиллинг заявился к ней с букетом цветов, которые нарвал по пути. Он пригласил ее покататься на машине. Она согласилась, и тогда…