Ум - это миф
Шрифт:
У. Г.: Я думаю, что ни с человечеством, ни для человечества ничего лучшего уже не будет.
В.: Но ведь невероятный технический прогресс за последние сто лет, особенно на Западе, сулит человечеству что-то хорошее?
У. Г.: Да, сулит. Но это только из-за промышленной революции. Такие нации, как Россия, Америка, а также другие западные страны воспользовались промышленной революцией для дальнейшего развития технологий.
В.:
У. Г.: Да, я говорю точно то же самое. Именно благодаря промышленной революции масштабные изменения охватили весь мир. Насколько эти перемены будут эффективны — никто не знает. Диктатура науки и технологии уже идет на спад…
В.: Как вы думаете, куда все это нас приведет?
У. Г.: Почему это должно нас куда-то привести? Почему? Зачем? «Прогресс» означает «продвижение на вражескую территорию». Вы надеетесь, что ничем не сдерживаемый прогресс принесет решение ваших проблем. Если бы это было так уж гарантировано, можно было бы с тем же успехом запрограммировать компьютер, чтобы он вычислил наше будущее и нашу судьбу.
В.: Но если мы не что иное, как суммарный итог нашего прошлого, тогда можно легко составить точный прогноз…
У. Г.: Это не даст никакой гарантии относительно того, куда нас приведет будущее.
В.: Нет, мы не можем контролировать наше будущее.
У. Г.: Происходит что-то неожиданное и непредсказуемое, и все течение жизни внезапно меняется. Мы принимаем как должное, что можем направлять жизнь туда, куда хотим, но нет никаких гарантий, что у нас это получится. События жизни на самом деле происходят независимо друг от друга. Мы создаем их и сопоставляем. Мы создали философскую структуру, но это не значит, что у всего есть шаблон или цель. И точно так же это не значит, что все предопределено.
В.: Но как насчет надежды? Ведь человек живет надеждой.
У. Г.: Человек всегда жил в надеждах и, возможно, умрет в надеждах. Учитывая то, что он сейчас имеет в своем распоряжении такую чудовищную разрушительную силу, вполне возможно, что он заберет с собой и все остальные живые существа.
Это не просто мое мрачное пророчество — если вы реально посмотрите на ситуацию, вы увидите, что это затронет всех нас, нравится это вам или нет. Если вы надеетесь на то, что мы можем направить всю инерцию человеческой истории по другой колее, вы ошибаетесь. Нас нужно спасать от тех спасителей, которые обещают, что вот-вот наступит новая эра.
В.: Как вы можете помочь спасти нас?
У. Г.: Это ваше «как?» создает еще одного спасителя.
В.: Да, но есть ли какой-нибудь еще способ, помимо духовного, изменить направление?
У. Г.: Прежде всего, видите ли, для меня нет никакого смысла делить жизнь на материальное и духовное. Весь этот бред о духовной жизни рождается из допущения, что есть дух, который обладает собственным независимым существованием. Это допущение не имеет никакого смысла.
В.: А как насчет представления о том, что после смерти тела дух продолжает жить?..
У. Г.: Это всего лишь верование. Оно вообще ничего не значит. У меня нет способа передать вам эту уверенность. Нет ничего, что могло бы восстать из могилы или перевоплотиться после моей смерти. А для вас нет никакого смысла разглагольствовать о загробной жизни.
В.: Само тело как будто ищет бессмертия через потомство.
У. Г.: Это свойство жизни. Потребность в выживании и воспроизведении себя присуща жизни вообще. Ваша сексуальность, ваше потомство, ваша структура семьи и все прочее — продолжение этого естественного импульса к выживанию и продолжению рода.
В.: Значит, когда мы умираем, для нас все заканчивается?..
У. Г.: Если после того, как мое тело похоронят, вместе с ним похоронят и память обо мне, тогда со мной будет покончено.
В.: Некоторые ваши последователи хотят развеять ваш прах…
У. Г.: Зачем? Меня очень часто спрашивают: «Разве вы не хотите оставить никаких инструкций насчет того, как следует распорядиться вашим трупом?» Какого черта! Кому это нужно — оставлять какие-то инструкции? Я начну вонять и буду раздражать общество… Это проблема не моя, а общества.
В.: У вас есть семья, и если есть, то где?
У. Г.: Мои дочери, обе — в Хайдерабаде. Один мой сын, Васант, недавно умер от рака. Другой сын, Кумар, младше и родился в Америке. Он сейчас работает там инженером — электронщиком. Я иногда вижусь с ним, когда бываю в Америке. Я мало поддерживаю связь с моей семьей. Они навещают меня время от времени. Больше ничего. У меня нет эмоциональной связи с ними, да и вообще с кем бы то ни было. Даже с Валентиной, пожилой женщиной из Швейцарии, с которой я был в течение последних двадцати лет. Я не думаю, что у меня есть эмоциональная связь с кем бы то ни было.