Ум лисицы
Шрифт:
Он так обвыкся с безлюдьем и тишиной, что хруст шагов по мерзлому снегу и черная фигурка женщины, появившейся вдруг из-за гранитного парапета вольеры, насторожили и испугали его, как зверя.
Женщина в большой, не по плечу, телогрейке защитного цвета остановилась в нерешительности, увидев Сережу с ружьем, но все-таки решилась и медленно пошла к нему, издалека сказав певучим голоском девушки:
— А я думала, это Саша Федоров. Мне на проходной сказали, что Саша пришел.
— Сашк! — истошно заорал Сережа. — Тебя тут спрашивают.
Саша вынырнул из-за стволов деревьев, где он таился, и, сутулясь, пошел, как голенастый
— Здорово! — крикнул он, поднимая на воздух убитых ворон, которых держал за черные лапы, отчего они, разбросавши крылья, казались больше, чем были на самом деле. — Здравствуй, — повторил он, склоняясь над маленькой женщиной, утонувшей в валенках и телогрейке.
— Сашк! — воскликнула женщина, как галка. — А ты свое обещание-то помнишь? Забыл небось! Эх ты!
— Почему забыл! Не забыл. А где их взять-то? Я их не видел.
— Да они там, — женщина махнула рукавом телогрейки в сторону насыпной горы за сетчатой оградой. — Где овес, там и они… Чего им тут делать! А это твой товарищ, что ль? Иду, думаю, господи, кто же это такой?
— Помощник, — ответил Сашка и опять поднял взъерошенных ворон. — Во, набил! Сколько мяса каждая сожрала бы? Помощник мой, правда, чего-то это… то-сё… Ничего! — сказал он, бросая ворон под ноги, и Сережа услышал глухой стук их голов об мерзлый снег. Сизые пленки уже затянули мертвенно поблескивающие глаза. — Ничего! — повторил Сашка, похлопывая по плечу своего младшего друга. — Мы сейчас с ним за воробьями двинем. Будь, Маруся, спок! Набьем твоим соболям и куницам деликатесов!
— Не-е, — нытьем откликнулся промерзший насквозь Сережа. — Не-е… Я не пойду! Я еще ни одной, а ты вон сколько!
Вечернее пиршество, о котором мечтал он, представляя себе запах жареного мяса, похожего, как уверял его Саша, на глухариное, превратилось в какую-то очень обидную ошибку, словно его кто-то жестоко разыграл, а он, дурак, поверил…
— Зачем мне воробьи? Я их из рогатки… у себя во дворе… А это… Не-е, я не пойду.
— Не тебе! — гаркнул Саша, разглядывая Сережу, который, как ребенок, чуть ли не плакал от обиды. — Мелким хищникам воробьи, а не тебе. При чем тут ты!
И оба они, Сашка и Маруся, засмеялись, даже не представляя себе, какая тоска легла на сердце Сереже, думавшего о голодных, оборванных братьях, которых он обманул, пообещав им сытный ужин! Он так долго снаряжал патроны, так старался, а теперь вот стоял промерзший, не чуя ног в резиновых, с наклеенными заплатами, сапогах, и с обидой думал о себе, о братьях, об измученной матери…
— Я должен, понимаешь! — сказал он с дрожью в плачущем голосе. — Хотя бы одну ворону…
И свершилось тут чудо! Неосторожная птица, летевшая из-за каменной горы вольеры, вдруг спланировала на растопыренных крыльях и, каркнув, села на дерево, на качнувшуюся ветвь, с которой посыпался иней.
Сережа, как скованный, поднял ружье, вставил приклад в плечо, прицелился и нажал на спуск. Ворона замахала крыльями, но не полетела, а вцепившись лапой в ветвь и продолжая махать крыльями, повисла вниз головой, но стала вдруг медленно падать, стукаясь о ветви и ствол иглистой шеей. На нижней ветви она застряла в развилке и притихла, шевеля черными когтистыми лапами… До нее было так высоко, а ствол старой липы был так гладок и толст, что Сережа, задохнувшийся от радости и побежавший было к дереву, остановился, пораженный этой явной несправедливостью,
— Эй! — крикнул он то ли Сашке, то ли вороне. — А как же теперь? А?!
— Щас! — откликнулся Сашка. — Мы ее снежками или, лучше, ледышками собьем! Щас! Куда она денется!
Ах, какой хороший этот Сашка! Какой прекрасный стрелок! Настоящий охотник! Именно ледышками! Как же он сам-то не догадался сразу?!
И они стали кидать комья смерзшегося снега, целясь в ворону. Саша наконец попал в нее, она вздрогнула и черной мохнатой шапкой мягко упала в снег, взглянув на Сережу сердитым мертвым глазом, когда он поднял ее за крыло, почуяв запах черного пороха, исходивший от рыхлого пера и теплого еще тельца, просвечивающего сквозь перо иссиня-белесой, пупырчатой кожицей.
— Ого-го! — крикнул Сережа, шмыгая носом. — А я уж думал, ружье виновато или патроны. Не-ет! Это я, мазила, виноват.
Радости его не было предела, когда он клал эту первую свою добычу в вещевой мешок, аккуратно сложив шуршащие черные крылья, чтобы не помять.
Маруся ушла. Сашка звал стрелять по воробьям. Сережа спросил:
— Да зачем они нужны?
— Как зачем! Как зачем?! — отвечал ему Сашка, сердито и крикливо. — Маруся за мелкими хищниками ухаживает. Мясом их кормит. Куниц, соболей… Им мясо нужно, понимаешь? А если мы набьем воробьев, Маруся покормит зверей воробьями, а мясо возьмет себе. Не понимаешь? Воробьи для мелких хищников — лакомство. Ну? А мясо им все равно полагается. Она воробьями покормит, а мясо домой унесет. Я обещал. Отношений я портить не хочу — нас не гонят, а наоборот, потому что мы государственное добро бережем. Да что я тебе, как маленькому, объясняю?! Сам должен понимать, то-сё. А мы еще придем сюда. Будь спок! Они нас сами звать будут.
— Я понимаю, Сашк! Только мне бы еще одну птицу! У меня еще восемь патронов осталось. Давай подождем.
— Ладно. Только не уходи никуда, тебя тут никто не знает, стой, пока не приду, — сказал Саша и пошел в сторону каменной горки, где за сеткой паслись горные козлы с крутыми, тяжелыми рогами. Вскоре там раздался негромкий хлопок выстрела, и тут же крикливая галочка вылетела оттуда и села на дерево, до которого было метров сто, не меньше.
Головастенькая, ладная, она звонко покрикивала, словно бы дразнила Сережу, а когда он крадучись пошел к ней, прячась за стволами деревьев и держа ружье наизготовке, умолкла, прыгнула с ветки на ветку, сорвалась и перелетела на дерево, стоящее еще дальше!
Забыв обо всем, Сережа пошел за ней и совсем было приблизился на выстрел, но она опять сорвалась и пересела на другое дерево. Преследование так увлекло Сережу, что он только и видел одну эту галку, не замечая сугробов, через которые лез, не чувствуя снега, набившегося в голенища сапог, и понимал он себя охотником, скрадывающим дичь в глухом лесу.
Он даже и не заметил, как очутился за оградой зоопарка, выйдя каким-то непонятным образом на территорию планетария… Галке наконец надоело преследование, и она, слетев с макушки сияющего под солнцем заиндевелого дерева, с цокающим покрикиванием быстренько промчалась вверх и села на купол планетария. И в это время над Сережей, тяжело махая крыльями, появилась большая ворона, которая летела, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, и не обратила на него никакого внимания.