Унесенные ветрами надежд
Шрифт:
49
Гарольд с самого рассвета находился в поиске. Так же, как и накануне, он прочесывал каждый подозрительный уголок острова и местность вокруг Саммер-Хилл. Данмор уже трижды проехал по дороге, по которой от него спасалась Анна, начиная с того места, где, преследуя, он потерял ее из виду. Каждый раз он находил все новые и новые следы, постепенно пробираясь дальше, вплоть до того склона, с которого она могла скатиться вниз. Внизу он нашел кусок белого шелка, висевшего на сучке. Там он потерял ее след, хотя на протяжении часа исследовал каждый дюйм вокруг этого места. Он сжал зубы и задумался. Она ведь не могла раствориться в воздухе! Перед этим она оставила так много следов, что даже полный дурак мог бы найти
Что бы он только не отдал сейчас за хорошую пару собак-ищеек! При других обстоятельствах он просто взял бы их взаймы у Саттона, но в данном случае об этом не могло быть и речи – собаки Саттона были мертвы, как и сам Саттон, и вся его семья, и все долговые работники, которые перед этим по приказу хозяина не вступили в ополчение и не отправились в Бриджтаун. Гарольд нашел их всех с распоротыми животами в лужах собственной крови. Подобная картина, вероятно, была и на других плантациях.
Теперь чернокожие стали хитрее. Они не устраивали больше пожаров, а молча нападали из засады. Для своего восстания они выбрали ту единственную ночь, когда могли быть уверены в том, что их сразу не найдут и не повесят. Все мужчины, способные носить оружие, находились на бастионах, включая слуг, которых можно было забрать с полевых работ. Обстрел со стороны флота, длившийся несколько часов, удерживал ополченцев на своих постах. После того как их обучали маршировать и стрелять, мужчин разместили в гарнизонных бараках, чтобы они были наготове на тот случай, если адмиралу флота придет на ум дать команду высадить войска на остров. В результате на плантациях и в поселениях почти не осталось мужчин, которые были способны обороняться. Еще прошлой ночью Гарольд приказал своим долговым работникам в Рейнбоу-Фоллз всегда держаться вместе и выставить часовых, если им дорога их жизнь. Он подробно рассказал им о том, что чернокожие делают с белыми, которых застают врасплох. Гарольд прошлой ночью сам едва не попал в засаду и на волосок был от гибели. Его спасло то, что у него в седле лежало готовое к выстрелу ружье. Одного он застрелил, а двое других исчезли быстрее ветра. У него было достаточно времени, чтобы перезарядить ружье, однако за остаток ночи на него никто не попытался напасть.
Тем не менее настоящий размах восстания рабов пока еще невозможно было оценить. Гарольд слышал, как несколько людей говорили о том, что из-за беглых рабов с плантаций Рейнбоу-Фоллз окрестные леса опять стали небезопасными. Они не имели ни малейшего понятия, что не только его чернокожие, перемещаясь по стране, совершали убийства, но за ними также следовали массы других рабов, так что очень скоро половина острова может оказаться в их руках. Предводители восстания должны были спокойно ждать в своих укрытиях, пока «круглоголовые» Кромвеля просто перебьют всех находящихся в ополчении вооруженных мужчин. Есть ли у чернокожих план относительно того, что будет после этого, Гарольд сказать не мог, поскольку ему не хватало воображения. Однако понимал, что прежде всего нерешенным оставался вопрос – как они справятся с английскими пехотинцами, в случае, если те разместятся на острове.
Гарольд отодвинул в сторону свисающие над дорогой ветви и воздушные корни и пошел назад, к тому месту, где на сучке висел обрывок белого шелка. Это был последний знак, который оставила Анна. Он долго и основательно думал и в конце концов пришел к выводу, что она могла пойти только по одному пути: назад, в Саммер-Хилл. Лишь так можно было объяснить то, что ее след обрывался здесь. Она просто вернулась и спряталась где-то дома, вероятно, в надежде, что скоро придет помощь. Не медля ни минуты, Гарольд направился к тропинке, где был привязан его конь. Он ее найдет! Он должен ее найти! Он сделает это прежде, чем она выберется из своего укрытия и попытается добраться в Бриджтаун к своему брату. О причинах, почему она до сих пор этого не сделала, Гарольд мог только догадываться и строить предположения. Возможно, девушка была ранена или боялась вездесущих черных убийц. Впрочем, ему было все равно. Главное – чтобы она больше никогда никому не смогла сказать ни единого слова. Лишь тогда у него есть шанс привести все в порядок. Гарольд сел в седло и отправился в путь.
50
Элизабет поспешила наружу, в лоджию, услышав топот копыт.
– О боже, неужели это Гарольд? – испуганно воскликнула Фелисити, прижав ладони к щекам. Она в буквальном смысле слова сидела на упакованных сундуках и лихорадочно ожидала того мгновения, когда наконец поступит сигнал трогаться в путь.
– Нет, это Дункан, – сказала Элизабет, наблюдая за прибывшим.
Он слез с седла и приказал одному из своих людей заняться Жемчужиной.
– Хвала Небу! – Фелисити радостно вскочила. – Теперь мы можем отправляться! Я сейчас пойду и разбужу малыша! Он уже все это время не говорит ни о чем другом, кроме как о кораблях!
У Элизабет опустилось сердце, когда она увидела мрачное лицо Дункана. Она торопливо сбежала вниз по лестнице, чтобы принять его в холле.
– Как прошло обсуждение?
Он снял с себя пропотевший камзол и распахнул рубашку.
– Трудно сказать. Но в любом случае я бы не рискнул говорить о каком-нибудь значительном успехе. Они притащили с собой какого-то прощелыгу из тесного круга Кромвеля. Я не знаю, какое влияние имеет на него Айскью. Или наоборот. – Он пошел вперед, в патио.
Элизабет обескураженно поплелась вслед за ним.
– А что, собственно, теперь будет?
– Я должен срочно помыться. Я пролил несколько галлонов пота и умираю от жажды. Я полностью выдохся.
– Нет, я имею в виду переговоры.
– Мы должны подождать.
Дункан расстегнул крючки пояса, на котором висело оружие, и снял его.
– Петиция с нашими условиями лежит у них на столе, теперь их очередь сделать ход. Они посовещаются и скажут нам о своем решении.
– А когда?
– Всему свое время. В любом случае перемирие действует только до захода солнца. – Он нагнулся, чтобы ослабить завязки своих бриджей на коленях.
– Это означает, что может начаться бой, если они будут не согласны?
– Похоже на то. – Дункан стянул с себя рубашку и швырнул ее на скамейку. – После того, как я увидел этого Джозефа Уилкеса, мы должны быть готовы ко всему.
У нее пересохло во рту, когда она увидела, как играют мышцы на его теле. Дункан тем временем снимал с себя сапоги.
– Это означает, что мы временно обречены на бездействие?
– Да, но мы найдем, чем занять себя.
– Что? Здесь, в доме? Забудь об этом побыстрее. Гарольд может вернуться в любой момент.
– Он не решится. А если все же вернется, я его убью.
– Ты говоришь это так, словно всерьез думаешь устроить расправу!
– Aye, я защищаю то, что принадлежит мне, и это мое право!
– Но это же было бы преступлением!
– Ты слишком легко забываешь, кто я такой, Лиззи. Пират долго не проживет, если будет слишком чувствительным. Выжить может только победитель.
Дункан подошел к фонтанчику, оперся на его край и сунул голову под струю воды. Он вымыл волосы, лицо, подмышки и руки, жадно напился воды, а затем отряхнулся, так что брызги вокруг него засверкали на солнце всеми цветами радуги. После этого он повернулся к Элизабет. Мокрые волосы свисали на лоб. Он, не отрываясь, смотрел на нее.
– Иди сюда.
И вдруг у нее появилось ощущение, что ей нечем дышать, как будто она очутилась под водой. Парализующая тяжесть сковала ее тело.
– Чего ты хочешь? – с трудом произнесла она.