Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
«Мы, как песчинка в море, затеряны среди необъятной шири Монгольского государства...»
Отряд есаула Казанцева, атамана Енисейского казачьего войска, просуществовавшего как таковое меньше года (оно образовалось из енисейских и иркутских казаков), насчитывал полторы сотни людей. Барон Унгерн-Штернберг привлёк на свою сторону есаула тем, что пообещал ему после победы над большевиками образовать на юге Красноярского края особой Урянхайское казачье войско, а самого Казанцева сделать войсковым атаманом. Который, как известно, по «Положению о казачьих войсках России» имел генерал-лейтенантское звание.
В Монголии есаул Казанцев прославил себя делами в Улясутае, на который он базировался. Он помог прибывшим туда Сипайло и его помощнику капитану Безродному очистить город от «вредных элементов» в лице евреев и сочувствующих большевикам. В итоге такой чистке из русской общины Улясутая погибло 42 человека (пятая её часть): мужей и жён связывали вместе, а потом рубили шашками.
Полковник Казагранди имел отряд сотни в две человек. Но это были не казаки, а колчаковские солдаты и офицеры, в своём большинстве сибиряки. Своей базой отряд сделал посёлок Ван-Хурэ на тракте Урга — Улясутай. Казагранди в годы Гражданской войны был известен тем, что совершал массовые казни гражданского населения, примкнувшего к красным.
Вахмистр Шубин (по другим сведениям — иркутский урядник) командовал отрядом в семьдесят человек. Сам в прошлом был таёжником, промышлял скупкой пушнины. Шубина унгерновцы называли «просто бандитом». Служить семёновскому генералу Унгерну он пошёл с большой охотой: тот, помимо обещания произвести в первый офицерский чин прапорщика, прислал на берега озера Косогол «бидон с серебряной монетой» и достаточное число трофейных китайских винтовок с патронами.
Своё обещание наградить Шубина офицерским чином барон выполнит перед самым началом своего второго похода в Забайкалье. Он прикажет начальнику штаба дивизии полковнику Ивановскому:
— Отправь нарочного к Шубину. Пусть отвезёт приказ о присвоении ему чина казачьего хорунжего. Приказ напиши сам и дай мне на подпись.
— Печатать не на чем. На пишущей машинке в штабе половина букв скособочилась.
— Почему скособочилась? Не углядел, значит, за дивизионным имуществом?
— Какое там не углядел? Нельзя же такой инструмент по степям на верблюде год возить. На каждой стоянке вьюк то снимают, то вновь привязывают. Вот и поломалась машинка-то.
— Тогда возьми пера и напиши приказ чернилами.
— И настоящих чернил у меня нет. Все вышли. В китайских лавках не чернила, а печная сажа, настоянная в вине.
— Тогда пиши приказ чернильным карандашом. Шубину важен не документ, а моя подпись на нём...
Примкнули к Азиатской конной дивизии в разное время и более мелкие белогвардейские отряды Комаровского, Сухарева, Нечаева, Архипова, Очирова, Немчинова, Тапхаева и других. Ценность такого пополнения состояла в том, что это были испытанные в Гражданской войне бойцы, не желавшие ни в коей мере мириться с Советами, которые оставили их без Отечества. Да к тому же репрессии лишили многих по ту сторону границы родных, а конфискации — нажитого добра.
Из Урги барон Унгерн попытался завязать тесные связи и установить взаимодействие с колчаковскими генералами Анненковым и Бакичем, оказавшимися в Синьцзяне. Он просил и того, и другого только об одном:
«...Прошу Вас для пользы общего дела борьбы с большевиками действовать согласованно».
Унгерн, сам конный армейский партизан Первой мировой войны, был много наслышан об Анненкове. Тот командовал партизанским отрядом, Октябрьский переворот не признал и, сумев сохранить своих людей, уехал с ними в Омск. Адмирал Колчак присвоил Анненкову генеральское звание и назначил командующим Отдельной Семиреченской армии. В Гражданской войне атаман Анненков отличился особенной жестокостью при подавлении крестьянских восстаний в Семиречье, Омской и Томской губерниях. После разгрома колчаковской армии, преследуемый красными, ушёл в Синьцзян. Там поступил со своими отрядами на службу в китайские войска.
Однако ужиться с китайскими властями Анненков не сумел. Он поднял мятеж, но был арестован, созданный им полк разоружили. Почти три года ему пришлось провести в местной тюрьме, а затем Анненков волей судьбы оказался на советской территории. В августе 1927 года по приговору суда он был расстрелян за многочисленные злодеяния в коде Гражданской войны в Сибири и Семиреченском крае.
Унгерн, отправляя доверенного человека к Анненкову, не знал о мятежных событиях. Колчаковский атаман не мог ни получить письмо, ни ответить на него. Он уже сидел в тюрьме под бдительной стражей, лишённый всякого общения с внешним миром.
Бакич был совсем иной фигурой, чем Анненков. В звании генерал-лейтенанта он командовал у Колчака корпусом в Оренбургской армии. С его остатками (семь тысяч человек, не считая членов семей колчаковцев) в 1920 году ушёл в Синьцзян. Войска Бакича были интернированы китайцами под городом Чугучак. Но всё оружие белые не сдали, сохранив малую часть на будущее, зарыв в укромных местах в землю.
Близ Чугучака белые изгнанники устроили лагерь из землянок, шалашей и палаток. Чёрные линейки получили название улиц Уральска и Оренбурга. На поселенцев вскоре обрушился сильный голод, унёсший не одну сотню человеческих жизней. В поисках нового места пристанища старый генерал послал в монгольский Алтай отряд оренбургских казаков. Над штабной землянкой генерала Бакича, человека эсеровских взглядов, развевался флаг удивительного цвета. Полотнище было красное, лишь в его верхнем углу, возле древка, был нашит небольшой трёхцветный прямоугольник.
Синьцзянские власти узнали обо всём, но, не имея достаточных военных сил, не смогли «справиться» с белым генералом Бакичем. Их встревожило ещё то, что в лагерь белых прибыло неизвестное число русских крестьян, повстанцев против Советов из Западной Сибири: те наотрез отказались сдать китайским чиновникам своё оружие.
Вскоре, однако, местный губернатор нашёл выход из положения. По его просьбе пекинское правительство обратилось за помощью к Москве. И помощь Пекин получил незамедлительно. 17 мая 1921 года командование Туркестанского фронта подписало секретный договор с властями Синьцзяна о вводе войск Красной Армии на территорию этой китайской провинции. Граница открывалась для входа и выхода армейских частей чужестранной армии. Таких примеров мировая военная история знает немного.
Однако разгромить тогда корпус Бакича сильным и внезапным ударом не удалось. В ходе боев, которые проходили на севере Синьцзяна в мае и июне 1921 года, беглецы-колчаковцы при большом неравенстве в силах потеряли около тысячи убитыми и полторы тысячи пленными. Генералу Бакичу с 5-тысячиым отрядом и частью семей удалось уйти в западную часть Монголии, в Алтайский округ (в это время барон Унгерн уже находился в красном плену). При этом большая часть белогвардейцев огнестрельного оружия не имела.