Универмаг
Шрифт:
– Все ей не нравится, — поддакнул другой голос. — Барыня!
Толпа негодовала. Поведение дамы выводило из себя.
– Граждане, граждане, — у Нели был тонкий детский голос, — не волнуйтесь. Выбор достаточно широк. Есть отечественная обувь, есть импортная. У каждого свой силуэт ноги. Обувь дорогая, покупается не каждый день. Потерпите, пожалуйста...
Толпа обмякла. Доброжелательность Нели обескураживала, но даму чем-то обидело это заступничество. Возможно, она сочла за иронию намек на силуэт
– Сколько надо, столько и отсижу! — торжественно пообещала дама. — Вон какую очередь отстояла.
Татьяну задел ее тон. Ну и терпение у Нельки, тоже, как Дербенева, роль играет, а у самой руки трясутся.
– Подумаешь, заслуга! — взорвалась Татьяна. — Лошадь почти всю жизнь стоит. Еще на ней и ездят. А она молчит.
В толпе одобрительно зашумели.
– Дайте ей еще, пусть мерит...
Дама выпрямилась. Спелое лицо ее побагровело.
– Что это вы меня оскорбляете, товарищ продавец?!
Татьяна презрительно отмахнулась и шагнула в сторону. Недвусмысленный жест Татьяны подстегнул гнев покупательницы.
– Дайте жалобную книгу! — выкрикнула она в спину Татьяны.
– Ты со скамьи сползи! — зацепились из толпы. — Потом и пиши. Место освободи людям. Расселася, халда.
Дама проворно натянула свои сапог, жикнула «молнией» и, рывком подав вперед плечи, поднялась. Тотчас на скамейку брякнулась следующая покупательница и сбросила с ноги стоптанную туфлю.
– Дайте жалобную книгу! — не отступала дама.
В глазах Нели блестели слезы. Татьяна, усмехаясь, вперила презрительный взгляд в возмущенное, жаждущее боя лицо. Конфликт разгорался. Покинув белобрысую чету, к ним заспешил Дорфман.
– Что такое, что случилось? — с ходу включился он в свару.
– Жаловаться хочет! — радостно объявили из толпы.
– Сразу жаловаться! А если поговорить? — начал Дорфман.
– Не хочу я ни с кем разговаривать! — отрезала дама. — Одна компания. Дайте книгу!
Женщина, занявшая примерочную скамейку, шевелила коротенькими пальцами под прозрачным чулком и тянула, поглядывая снизу на Нелю:
– Девушка... Сколько можно ждать?
– Сейчас, тетенька, сейчас. — Горло Нели сушили спазмы. — Какой ваш размер? — Оглядываясь на сцепившихся в споре, она пошла к шкафам. Одна надежда была на Бориса Самуиловича, ему как-то всегда удавалось погасить самый неистовый скандал...
– Вы так мечтаете лишить нас премии, опозорить перед всем Универмагом? — мягко проговорил Дорфман.
– Вас опозоришь. Большего позора, чем тут работать, и не надо.
Борис Самуилович потемнел. За десятки лет работы он слышал всякое. Но каждое новое унижение переживал как первое.
– Вы сказали «тут» работать или «так» работать?— Дорфман пустился в не раз испытанное словесное плаванье. Многие жалобщики не выдерживали этой казуистики и отступали с приспущенными флагами.
– Как сказала, так сказала! — вывернулась дама.
– Значит, вам можно говорить что угодно, а нам отвечать нельзя. — Маленький Дорфман давил на нее с тупым упорством пресса.
– А что я такого сказала? — насторожилась дама.
Кажется, рыбка на крючке. Только бы не сорвалась... Дорфман перевел дыхание, годы брали свое. Тут-то он и дал промашку: надо было не переводя дыхания...
– Премия! — бросилась в атаку дама. — Денег увас и без того хватает.
Она старалась вложить в каждое слово как можно больше презрения, в то же время поглядывая по сторонам, ища союзников. Намек на подпольный заработок продавца не мог оставить человека равнодушным... Толпа хранила раздумчивое молчание.
– Хватает, хватает! — все еще не теряла веры в человеческую солидарность полногрудая дама. — Стояли б вы здесь за голую зарплату.
– Вы так говорите, точно сами имеете опыт, — печально произнес Дорфман.
Заколебавшаяся было толпа вновь встрепенулась:
– Да что она людей мордует! Пользуется, что продавец бессловесный, вот и куражится!
– Как же! Бессловесный! — вступил чей-то дискант.
Скандал привлекал внимание, затягивал, как воронка. Люди останавливались, заглядывали через головы и плечи. Почти все принимали сторону возмущенной гражданки, которую наверняка обидели прохвосты продавцы, известное дело...
– Конечно. С ними ухо держи востро... А что случилось?
– Женщина отложила обувь, а ее другому продали.
– Спекулянтам своим отдали. А навар поделят...
Какие только венки не плетет праздная фантазия толпы! Сколько энергии тратится порой на досужую болтовню! Не извлекая никакой личной выгоды, люди тратят время на решение пустейших проблем. Спрятавшись за крепкими стенами собственной безнаказанности, толпа ведет безответственную работу языком. Работу жалкую, трусливую, открывающую всю низость этих лже-очевидцев и лжесвидетелей. Мерящих любое событие меркой личного опыта. Готовых требовать самого сурового наказания за любой проступок...
К месту спора спешил и главный администратор. Высокий, узкоплечий, он касался ладонью плеча или спины покупателя — и тот словно по команде делал шаг в сторону.
– Вот. Требуют жалобную книгу, — подсказал Дорфман.
Пухлые губы дамы побелели от жажды справедливости. Потеряв было всякую надежду, она вновь воспряла духом и гневно указала на стоящую поодаль Татьяну Козлову. Сазонов вздохнул. Он уже не стал вникать в существо конфликта, убежденный в том, что от Козловой можно ожидать любой выходки.