Универмаг
Шрифт:
– Сова, чистая сова, — тихонечко проговорила соседка.
Неля улыбнулась и отвернулась к окну. Вдали, над челкой вечерних крыш, взметнулся в небо радужный сполох «Олимпа». И Неле вновь взгрустнулось. Универмаг был мил ее сердцу. Не потому, что в родном доме нелады, нет. Просто дело, которым она там занималась, было ее делом. Она прикипела к нему душой. И даже тупая боль в ногах не могла приглушить это чувство. Может быть, Неля была особым человеком? Нет! Она хоть сейчас могла назвать девчонок, которые испытывали нежность к своему многоликому, шумному и суетливому Дому. Платили бы только чуть больше, ну хотя бы что-нибудь накинули. Ведь если жить одной, то и на пару колготок с зарплаты не отложишь. Хорошо,
Автобус свернул, и огни «Олимпа» утекли в сторону. Тотчас Неля услышала въедливый голос соседки:
– Ты чо девку-то окурлычиваешь?! Лебедь белоголовый!
Парень перевел на бабку красивые глаза и поправил свою вязаную шапку.
– Тебе что не сидится, бабка? Вот пристала, — ответил он нахальным тоном. — Может, это моя невеста!
– Как же, невеста. Из банного треста! Гляди-ка на него. Только увидел и глаза уже пялит, девку в краску вгоняет. Совсем стыд потеряли...
В автобусе оживились. Принялись разглядывать, кого это старая песочит. Неля покраснела, хоть под скамью спрятаться... В автобусе засмеялись. Незлобиво, расположительно. Послышались реплики, смешки. О том, что девушка и впрямь хороша, грех такую не заметить. Ив этих шутливых фразах звучала доброта, желание людей отвязаться от своих, возможно, не очень приятных мыслей. Пробудить в себе молодость и озорство, растерянное в казенной суете минувшего дня. И Неля чувствовала это. И это ей нравилось. Именно такая причастность к большому людскому миру была одной из главных причин, связавших ее с потоком, что омывал день-деньской Универмаг. Она уже не краснела. Наоборот. Ее глаза сияли обычной добротой. И еще той, особой радостью, что притягивает посторонних, растапливает сердца.
– Моя остановка! — проговорил парень, нахально пялясь. — Сойдем?
Неля с лукавой укоризной покачала головой.
– Вот нахал так нахал! — всерьез возмутилась тетка.
Парень подмигнул Неле и выскочил из автобуса. С улицы послал ей воздушный поцелуй, и Неля ответила улыбкой. Может, действительно стоило выйти вместе с ним на этой остановке?
Мать была дома. Она сидела за чистым кухонным столом и что-то разглядывала в швейной машине. У матери было бледное заплаканное лицо. Опять, видно, бузили со своим Петюней, подумала Неля.
– Я сама разогрею обед, — упредила она мать и, распахнув дверцу холодильника, оглядела полки. — Ох и вечер сегодня обалденный! Хочешь, в кино сходим на десять?
– У меня дома кино, — ответила мать. — Поясница ноет. Не заболеть бы.
– Бегаешь весь день по своим подъездам... Вечернюю почту разнесла? А то давай помогу.
Мать вздохнула. Что-что, а вздыхать она была мастерица. Вышла вот замуж за этого Петюню. Когда они вместе, кажется, что старшая сестра с братом, а не жена с мужем. Конечно, теперь он прописан в их квартире, не вытуришь. Да и любит она его. Ну и пусть любит. Неля и сама бы ушла, да некуда. Снять комнату — деньжищи нужны, да еще какие! А общежития в Универмаге нет. Да и вообще с этим вопросом в торговой системе полный завал, поэтому и сбегают девчонки кто куда. А если кому и выделяют комнату, так разговор идет по всему управлению. Да и кому? Старым сотрудникам, со столетним стажем. А на нее, на малявку, никто и внимания не обратит... Сердце щемила жалость к матери. Отец умер, когда Неле было три года. Мать жила с отцом как за каменной стеной, не работала, да и специальности особой не имела. А после кончины отца припекло — пошла работать. То счетоводом при ЖЭКе, то экспедитором на фабрике. Наконец пристроилась почтальоном. Работа суматошная, но занятость неполная. Ее и устраивало — можно подрабатывать шитьем. Мать долго была одна. А потом появился Петюня.
– Татьяне сегодня жалобу написали, — проговорила Неля, чтобы не молчать.
– Давно пора.
Мать не любила Татьяну. И все боялась, что та начнет влиять на Нелю.
– За что же ей жалобу написали?
Неля рассказала. И мать вдруг заняла сторону той «лошади»!
– И вообще, толку мало от твоей работы, вот что я тебе скажу, — подытожила мать. — Сохнешь на ней за гроши. Это ж надо! Другие хотя бы знакомства имеют.
– А я что, не имею? Вон какую колбасу принесла.
– Колбасу... В универсаме нашем и купила. Штамп за версту виден, на обертке... Хитрости твои!
Неля смутилась.
– Что же делать, мама... Если я такая.
Мать убрала ладонь с потертого хребта старенькой швейной машины. Хотела что-то сказать, но передумала, только глубоко вздохнула...
– И сама ты такая же, как и я, а говоришь, — помедлив, добавила Неля. — Мы с тобой такие... Павловы.
– Ну и хорошо, — еще раз вздохнула мать.
Неля достала из шкафчика тарелку, налила в нее суп. Села, привычно упершись пятками о перекладину табурета.
– Ну... как там твой директор, Фиртич этот, фордыбачит? — Мать была в курсе всех дел Универмага.
– Фордыбачит. — Неля выловила мясо и посолила. — Он такой... Да! Забыла тебе рассказать. — И Неля засмеялась. — Мне сегодня в автобусе какой-то парень глазки строил. Смех! Народ кругом зыркает, а он свое. Как тебе это понравится!
Но мать даже не улыбнулась. Она смотрела на Нелю, полуприкрыв глаза, словно на яркий предмет.
– Ты чего, мама?
– Между прочим, я с твоим отцом познакомилась почти так же. А через два дня зарегистрировались. И ни на секунду об этом не пожалела.
– Здрасьте! — озадаченно воскликнула Неля и заморгала в изумлении. — Выходит, мне надо было с ним сойти на первой же остановке?!
– Не знаю, — ответила мать. — Но смешного тут ничего нет. Может, это и вправду была твоя судьба!
– Таких судеб у меня на день сто раз, в магазине работаю. Каждый второй глазки строит. — Неля свела брови в прямую линию. — Могу дать тебе слово... Как только появится возможность, я съеду отсюда, сниму угол. Живи со своим Петюней спокойно.
Больше в тот вечер они не разговаривали.
8
Спекулянтка Светлана Бельская проснулась от лязганья замка.
– Бабоньки! Подъем! — послышался мужской голос.
Светлана резко приподнялась и села. Надорванный воротник пальто завалился набок. Яркий свет падал из распахнутой двери и освещал фигуру дежурного милиционера с мятым чайником, на носик которого были нанизаны две алюминиевые кружки.
– Позавтракаете. Подметете камеру, веник в углу... Если кому надо куда пройти, говорите сейчас. Потом будет не до вас.
Он подошел к железному, привинченному к полу табурету и поставил на него чайник. Вытащил из кармана несколько кубиков сахара.
Светлана осмотрелась. На соседних нарах, сунув кулак под щеку и подтянув красный платок к подбородку, посапывала цыганка. Заколка с золотым набалдашником выпала из немытых волос и валялась у самого лица. «Спит, дрянь, — тоскливо подумала Светлана. — А тут ошивайся из-за нее». Но злость против цыганки притупилась, уступив место тревоге.
– Послушайте... Долго мне здесь торчать?