Универмаг
Шрифт:
– Извини, Платоша... Так получилось... — Светлане не хотелось, чтобы ее расспрашивали о том, что произошло вчера в Универмаге.
– Что вы! Все в порядке... Но в суд, думаю, вас все- таки вызовут. Надо нанять адвоката...
– Ты так хорошо знаешь порядки, Платоша?
– С некоторых пор, Светлана Михайловна. Я не только хорошо знаю кодекс, но и чту. И стараюсь совершать поступки, которые если не духом, то буквой непременно соответствуют закону.
– А это? — Светлана лукаво встряхнула амбулаторной картой.
– И это. Дух закона, может быть, и нарушен. Чуть- чуть. А буква — нет... Надеюсь, что карточка будет на
Светлана почувствовала, как лицо ее залило жаром.
– Платоша... Что ты, в самом деле? «Вы» да «вы». Не слишком ли ты затянул? Или привык?
Платон Иванович крепко ступал узкими сапогами по вялому снегу. Бобровая шапка касалась на затылке элегантного бобрового воротника, скрывая седые, коротко стриженные волосы. Только на висках серебрились клиновидные острые мысочки...
Они расстались на углу Главной улицы и Моховой. Светлана потянулась и поцеловала Платона Ивановича в щеку, и поцелуй этот чем-то отличался от тех легких прикосновений, которыми она одаривала своего покровителя прежде...
...
Оказавшись один, Платон Иванович остановил такси и попросил подвезти его к универмагу «Олимп». Сегодня он поднялся раньше обычного, озабоченный делами Светланы. Надо было успеть провернуть задуманное дело до суда. Иначе все усложнится. И он успел... Не затянулись ли его отношения с этой мелкой спекулянткой? Но Платон Иванович ничего не мог поделать с собой — Светлана была ему нужна. Одинокий и много повидавший на своем веку, Платон Иванович тосковал по искренней привязанности. Он хотел видеть рядом с собой молодость. Не ту, которая напоминала бы ему, что жизнь уже прошла. Не юную и предательскую, а именно такую, какую еще хранила в себе Светлана. Тертая, битая, она ценила бы спокойствие. И — еще одно! Именно то, чем занималась Светлана, могло без упреков примирить ее с прошлым Платона Ивановича. Они были одного поля ягода, правда, разного сорта...
Такси остановилось за квартал до Универмага. Четверть первого. Именно в это время к складам, размещенным в бывших каретниках, должен подъехать экспедитор Второй обувной фабрики. Конечно, Платон Иванович мог и не приезжать сюда. Но слишком велико было любопытство...
Свернув на площадь, Платон Иванович увидел слоновий зад трейлера. Какие-то парни резво передавали друг другу по цепочке связки голубых коробок с обувью. Судя по виду, парней наняли у ближайшего пивного ларька. «Молодец Сергей Алексеевич, — одобрительно подумал Платон Иванович о начальнике сбыта Второй обувной фабрики. — Не скупится. Понимает: дело не терпит задержек. Подсобницам-старушкам работы тут хватит на всю оставшуюся жизнь. Да и лишние глаза не нужны».
Платон Иванович приблизился к распахнутым воротам каретника. У маленького столика притулился заведующий складом в синем ватнике. Он просматривал накладные. Рядом стоял парень с розовым лицом взрослого младенца. Это и был экспедитор фабрики. Платон Иванович понимал, что Рудина договорилась с заведующим складом. Не тот товар, чтобы принимать его с таким смирением. Да еще в таком количестве! Вообще заведующий отделом должен быть в тесном контакте со складом. Иначе какая работа?
– Что ж такое, Степан Степаныч! — отчаянно крикнула из пещерной глубины склада девушка-приемщица. — Куда такую прорву везут!
– Наше дело солдатское. Сказано: принять. Начальству виднее. — Заведующий складом взял очередную пачку накладных.
– Считай, считай! — весело бросил ей экспедитор.
– Шустри, девка, шустри! Горло пересохло! — торопили приемщицу наемники, передавая из рук в руки коробки. — А ну, дед, посторонись!
Платон Иванович вежливо улыбнулся и отошел от трейлера.
– Так и быть, куплю у вас пару этих г...давов, — пообещал приемщице парень в куртке. — На память о загубленной молодости.На том и кончится вся продажа, — ответила девушка.
Платон Иванович с любопытством заглянул в склад.
– Все! Сороковые кончились! Начинаем сорок первый! — раздался голос подавальщика.
– С сороковыми все! — передали по цепи. — Начинаем сорок первый. Все! Укладываем новый размер. Сорок первый!
Платон Иванович свернул за угол.
9
Ключник Степан Лукич Болдырев сидел на перевернутом ящике, положив на колени резиновый шланг. В случае если огонь вдруг проявит строптивость и вырвется из печи, Степан Лукич согласно инструкции должен будет «предотвратить распространение загорания на близлежащие предметы». Степан Лукич любил смотреть на огонь. Жар прошибал валенки, поднимался от ног, подкатывал к животу. Мысли становились вялыми, полусонными. О дочери, о внуке. И зятя вспоминал Степан Лукич, любил его не меньше дочери. В типографии тот работал. Хотел старик его в Универмаг устроить, да зять руками-ногами отбивался: «Ты зачем, дед, меня в торгаши заманиваешь? Хватит с нас, что сам поклоны бьешь комбинаторам всяким!..» Комбинаторам! Э-хе-хе, скажет тоже. Крутятся многие, это есть. Так, по чепухе. А чтобы всерьез, с размахом, о таком давненько старик не слыхал.
Несведущий человек и не поверит, скажет: агитация-пропаганда. Опять же фельетоны всякие да карикатуры на торговых работников рисуют. Господи, прочтешь раз и диву дашься, как это их еще земля носит!.. А взять бы этих художничков да в «Олимп» запустить: глядите. На Аксакова Азария, что швейно-меховым ведает. Порядочнейший человек! Или, скажем, Антонян Юрий Аванесыч... А сами продавцы? Есть, конечно, прощелыги, не без этого. Но как подметил Степан Лукич: человек порядочный — и работник добросовестный. И еще одно: кто Универмаг считает родным домом, тот редко идет на нарушение. Все равно что себя обманывать...
Степан Лукич глянул во двор. Вон как раз одна из таких идет, переваливается. Сударушкина Марья, командир туалетной бумаги! А что? Первое лицо по нынешним временам... Рыжий парик заведующей отделом канцтоваров, как всегда, сбился набекрень, что делало Сударушкину похожей на курицу.
– Что, Лукич, нет еще людей из обувного? — спросила Сударушкина.
Степан Лукич важно смотрел на огонь и молчал. Чего спрашивать-то, сама видит, что никого рядом. Он да печь — вот и вся компания...
– Верь этой Рудиной, — вздохнула Сударушкина.
Степан Лукич кивнул. Да, Рудиной особенно верить не следует.
– Чеки сжигать собралась? — спросил Степан Лукич. — Когда ж это у тебя переучет был? Не помню что-то.
– На той -неделе и был. — Сударушкина не удивилась вопросу.
Любая сторона жизни Универмага воспринималась старыми сотрудниками как общая забота... Ключник и так знал, что сегодня «канцелярия» собралась чеки сжигать. Утром комендант предупредил: готовься. А что готовиться-то? Огонь, так вот он, полыхает. Не все ли равно, чем топить? Бумага, она и есть бумага...