Унтовое войско
Шрифт:
А что если самому пойти к амбаню? Арестуют? Не будет это ошибкой? Ошибся, что ушибся: вперед наука. Но опять же… Жди прорехи там, где сшито на живую нитку, а у меня пушки, солдаты, казаки. Поеду к амбаню, склоню его к миру. Воевать нам не из-за чего. Не дурак, так сам поймет. А от приветливых слов язык не отсохнет».
Казакевич и Корсаков получили приказ: если через три часа после того, как Муравьев отправится к амбаню, не поступит к ним никаких известий, атаковать город под прикрытием артиллерийского огня.
«Аргунь» подошла к берегу. С парохода спустили
Берег и прилегающие улицы пустынны. На крепостном валу ни солдат, ни пушек. Недоумевая, Муравьев поднялся берегом и, выбрав, по его представлению, главную улицу, направился туда. Адъютант и казаки шли чуть позади, озираясь, не обнаруживая признаков жизни.
— Что они, вымерли все? — громко спросил себя самого генерал, и тут же увидел, что со дворов, из-за деревьев на него глядели испуганные лица горожан.
— Ваше превосходительство, — сказал, подходя, адъютант. — Они испугались, парохода. По Амуру паровые суда не ходят. Они увидели дым из трубы и приняли «Аргунь» за дом, начиненный порохом и ядрами, которому надлежит взорваться близ стен крепости.
— Все может быть, — проговорил рассеянно генерал, сворачивая на мощеную улицу, где он заметил приближающийся экипаж. На сиденье он увидел того чиновника, который приезжал в стан русских.
Муравьев и его адъютант сели в экипаж и без приключений доехали до резиденции амбаня.
Айгуньский амбань встретил Муравьева в дверях своей приемной с белым цветком в руке. Пройдя сквозь живой коридор пестро одетых чиновников, купцов и офицеров, Муравьев подошел к амбаню и, отдав честь, приветствовал его. Амбань пожал генералу руку и пригласил гостя к себе.
В просторном кабинете стоял полумрак, пол застлан коврами, стены завешаны шторами и картинами, как понял генерал, из буддийского пантеона. У стен стояли бочки из черного дерева с высаженными в них деревцами. Бросались в глаза изображения драконов.
Амбань был стар и тучен. Одеяние из цветастой материи было все в складках и оборках, так что Муравьев не разобрал: то ли губернатор в юбке, то ли в халате, то ли в длинной рубахе со штанами.
Они уселись друг против друга за низким круглым столом из красного дерева. В вазах лежали фрукты, конфеты, шоколад.
Появился переводчик.
После взаимных пожеланий здоровья и счастливых бесконечных лет богдыхану и русскому императору Муравьев спросил об отряде, посланном им ранее в Айгунь. Он узнал, что русские находятся в общем зале с маньчжурскими, офицерами.
Амбань подтвердил заявление своего чиновника, что разрешение из Пекина на пропуск русских судов не получено и что не в его власти давать подобные разрешения.
— Так что, не плыть ли нам обратно? — в раздражении спросил генерал.
— Мы бы не хотели сеять зубы дракона [45] , — проговорил амбань, подвигая угощение к гостю. — Не делайте другим того, чего не хотите для себя.
Муравьев, не посмотрев на угощение, продолжал развивать мысль о том, что сплав русского отряда по Амуру не может расстроиться из-за формального отсутствия пекинского разрешения, что его правительство рассчитывает на понимание маньчжурами как исторически сложившейся обстановки, так и нынешнего состояния мировой политики.
45
Сеять вражду и ненависть.
Он закончил сообщением о том, что его правительство пребывает в состоянии войны с Англией и Францией, что эти государства зарятся на восточные земли России, что подобная опасность грозит и Китаю.
— Акула будет рада, если весь мир скроется под водой, — вставил амбань. И добавил, что он близко к сердцу принимает слова генерала, что он принадлежит к той партии чиновников богдыхана, которые стоят за союз с Россией.
— И вам, и нам нежелателен приход сюда любой третьей державы.
— Да, но вы уже открыли порты для иностранных судов!
— Все лошади спотыкаются, все люди ошибаются. Иные пекинские дипломаты уподобляются змее, которую схватили за голову и толкают внутрь бамбуковой палки, чтобы она перестала двигаться.
— Господин амбань, вы обязаны в интересах своего государства и, руководствуясь личными соображениями, кои я нахожу весьма разумными и дальновидными, не препятствовать нашему дальнейшему плаванию. Потомки воздадут вам хвалу.
— Потомки меня не очень волнуют, — улыбнулся амбань.
— Вы поставите меня в неловкое положение. Я выполняю приказ своего правительства. Не открывать же нам военные действия!
Амбань задумался. «Пусть русские скорее уезжают отсюда, — размышлял он. — Россия нам нужна как союзник, а не как враг. Лучше пусть на Амуре будут две державы, раз судьбою и историей так начертано, чем придут и обоснуются третья, четвертая…»
— Я сообщу Пекину, мой высокий гость, — заговорил амбань, — что подчинился разуму. Да будет велика милость богдыхана его верному слуге!
Муравьев на радостях съел яблоко и, поговорив с амбанем еще несколько минут, отбыл с офицерами и казаками на пароход.
Плавание продолжалось.
За Айгунем попалось небольшое маньчжурское селение. Оттуда приплыли на лодке к Муравьеву торговец в кожаных штанах и грязной бязевой рубахе и его приказчики.
Торговец упал в ноги к генералу, просил выдать разрешение на торговлю с орочонами, даурами, гольдами.
Муравьев, вдоволь посмеясь, отпустил с миром торгующего маньчжура и его приказчиков: «Торгуй, сколь можешь».
Все чаще встречались деревушки гольдов. Население, кем-то предупрежденное об отряде, высыпало на берег, приветствуя солдат и казаков. Несли копченую, вяленую и соленую рыбу, сохачье и оленье мясо. Охотно давали своих проводников. Муравьев сначала от проводников отказывался. Но после того как флотилия по ошибке зашла в Уссури и потеряла несколько дней на бесцельное путешествие, от услуг гольдов уже не избавлялись.