Уорлегган
Шрифт:
Дуайт принял отповедь и штраф с недрогнувшим лицом, а когда слушания закончились, отказался принимать сочувствие и помощь со стороны зрителей. Весь этот месяц он показывал неожиданную для обычно столь любезного и терпимого молодого человека резкость и злобу по отношению к друзьям и сочувствующим. Его популярность в Соле и окрестностях взлетела до новых высот (не считая дома Веркоу), и многие гадали, почему доктор ведет себя так недружелюбно. Он с раздражением воспринимал любой дружеский жест и не реагировал
Он избегал даже Росса и Демельзу, и когда они с Россом поскакали после суда домой, то впервые за это время поговорили наедине.
Некоторое время друзья обсуждали исход дня. Росс думал, что ни Ботрелл, ни человек из Сент-Агнесс не станут отбывать наказание. Военно-морскому флоту требовались люди, и двум заключенным, как опытным морякам, наверняка дадут возможность выбора.
— Не могу сказать, что это лучший вариант, но дело в самоуважении. Думаю, что хотя бы Ботрелл выберет флот.
— Рад, что тебя не обвиняли, Росс. Я подумал, они могут попытаться к тебе прицепиться, это ведь твоя земля, в особенности учитывая, как тебя пытались осудить на прошлых слушаниях.
— Так бы и вышло, если бы не Тренкром. Он снабдил меня свидетелями, которые присягнули, что меня не было дома в день выгрузки.
— У выхода из суда ко мне подошел человек, сказал, что он от мистера Тренкрома, и тот желает выплатить мой штраф.
— И что ты ответил?
— Разумеется, отказался! Я ввязался в эту авантюру не ради Тренкрома.
— Нет, ты сделал это ради меня. Я говорил, как к этому отношусь?
— Не стоит беспокоиться.
— Я перед тобой в неоплатном долгу.
— О, чепуха.
Несколько минут они ехали молча. День был ветреным, но не холодным. Над головами с криками кружили чайки, солнце придавало их крыльям блеск. Росс был не из тех, кто продолжает расспросы, когда они явно нежелательны, но понимал — что-то с Дуайтом не так.
— Третьего дня видел твоего друга Райта. Полагаю, ты до сих пор собираешься покинуть нас, когда всё уляжется?
— Я пока не определился.
— А как твоя женитьба на Кэролайн?
— Ее отменили. Глупое ребячество. К счастью, мы вовремя это поняли.
Росс уставился на своего друга.
— В результате этого дела с контрабандой?
— Нет, разумеется.
— Демельза настаивает, что это именно так. Говорит, ты сказал ей, что вы уезжаете в субботу ночью. Видимо, на планы повлияла твоя задержка?
— Не в ущерб мне, как я теперь понимаю. Нам не стоило этого делать, Росс. Мы несовместимы, были захвачены глупой страстью, которая не продлилась бы долго и сделала бы нас обоих несчастными.
— А сейчас к чему она привела?
— Мы временно несчастны, но потом будем за это благодарить. Если бы ты это признал, я был бы в долгу перед тобой, а не ты
Дуайт говорил достаточно твердо, но Росс видел, чего ему это стоит. Ему хотелось бы сказать что-нибудь в утешение, но в глубине души он был такого же мнения, как и Дуайт. Эти отношения были обречены. Лучше горькое разочарование сейчас, чем унижение и несчастье от мезальянса длиной в целую жизнь.
Мысленно поискав другую тему, через некоторое время Росс сказал:
— МакНил, офицер драгун, после ранения выглядит неважно. Он и правда остановился у Бодруганов?
— Да. Они знакомы с ним со времен его первого визита и пригласили погостить. Я по-прежнему его навещаю.
— Ты? Вот так сюрприз.
Дуайт слегка улыбнулся.
— Я знаю. Мы по разные стороны закона. Но в субботу ночью я взял на себя ответственность и перевязал его рану в твоем доме, так что, похоже, он благодарен, что я не дал ему истечь кровью, в общем, потребовал, чтобы я снова его посетил, так мы и порешили.
— Вы могли бы побеседовать об этике контрабанды.
— Мы это не обсуждаем. Но думаю, он не желает никому зла, за исключением человека, который его подстрелил. Без сомнений, МакНил пока не может путешествовать и даже не смог присутствовать нынче на суде, он горько сожалеет о каждом дне, который проводит вдали от своего полка и войны с Францией.
— Думаю, если он будет терпелив, то за несколько месяцев возможность покрыть себя славой никуда не денется.
— Наверное, нет. Сложно предвидеть, как долго это продлится.
— Что ж, когда страна с армией в пятьдесят тысяч человек, главным образом задействованной за границей, вступает в драку с армией в полмиллиона, находящейся дома и ударяющей прямо во фронт...
— У нас есть союзники.
— Пруссия и Австрия? Весь прошлый год, когда у них имелись великолепные возможности, они медлили. Голландия? Думаю, голландцам понадобится кое-что поболее, чем несколько наших канонерок и полк пехоты, чтобы им захотелось сражаться.
— В последние недели я всё думал, что мне следует что-то предпринять, — сказал Дуайт. — Сложно понять, что именно, но эта мысль привлекает меня всё больше, наверное, помогает избавиться от ощущения собственной бесполезности.
— Что ж, не торопись. Обдумай всё хорошенько — когда окажешься на сковородке, с нее уже не спрыгнуть.
Перед тем, как они расстались, Дуайт сказал:
— А как твоя встреча с Марком Дэниэлом, всё оказалось тщетным?
— Не совсем, потому что показала мне, какой я самоуверенный глупец.
— Он не дал ни одного полезного совета?
— Ни единого.
— И долго ты намерен продолжать?
— Пока не закончится уголь.
Дуайт молчал, пока не натянул поводья на повороте.