Упавшие как-то раз
Шрифт:
Я видела, как они зашли в вагон. Пуаро присеменил ко мне.
— Готов, голубчик, — уверенно сказал он.
Через пять минут из вагона выскочила Адель. Приподняв юбки, бежала, словно от пуль спасалась.
— Чрезвычайно прочные нитки, — с одышкой проговорила она. — Из таких не то что рукавицы — канат сплести можно. Не порвется. А кляп вышел просто изумительный! Наверное, мне следует начать торговлю кляпами.
Нас оглушил рев паровоза. Поезд с запертым в купе, связанным Флорином набирал ход. Интересно, как далеко он уедет,
Глава 14. Призраки со странностями
Долго ли, коротко ли — дошли до Юлия вести, будто его приближенные позволяют себе вольности и над честными гражданами издеваются. Понятное дело, Флорин настучал. По словам очевидцев, сначала его видели на станции недалеко от города Рекопокровителя (то есть от пут его освободили лишь спустя сутки). Потом он надиктовывал телеграмму в почтовом отделении и был потрепан и страшно зол.
— Теперь Фарид меня с удвоенным рвением преследовать будет, — вздохнула я, когда мы с Эсфирью и Арчи пили чай в трапезной зале.
— Не бойся, у тебя ведь есть защитник, — выпятил грудь Арчи. — Буду твоим телохранителем.
— Уж лучше пусть моим телохранителем будет Адель, — горько усмехнулась я. — Она хоть и не сильна, зато обладает смекалкой. А ее обаяние сбивает злодеев с толку.
— Не всякий злодей падок на красоту, — уязвленно заметил Арчи. Он напыжился и сложил на груди руки. — Не очень-то на Адель рассчитывай. Весной мы двинемся в Вечнозеленый, а она останется здесь!
Я задумалась: весна же совсем скоро! Зима пролетит как один большой снежный ком, а мне до отъезда надо построить воздушный шар.
— Так, — сказала я, — понадобится дополнительная рабочая сила. Мне одной с аэростатом не успеть. Кто готов помочь?
— Я буду экспертом, — отозвался с коврика Пуаро.
— Что значит экспертом? — приподнял бровь Арчи.
— А то и значит. Вы будете строить, а я ходить вокруг и критиковать.
Когда вошел слуга с подносом, Пуаро облизнулся и побежал за добавкой печенья.
— Ладно, обойдемся без шкодливых критиков. Арчи, поможешь? — спросила я.
Арчи состроил страдальческую гримасу.
— Только при условии, что ты разрешишь дарить тебе подарки и хотя бы изредка будешь улыбаться в моем присутствии, — выдал он.
Что ж, по рукам. Цена невелика.
Эсфирь тоже вызвалась помогать. Наверняка Рифат посвятил ее в тайны своих адских электрических приборов. В технике она должна была хоть немного да разбираться.
Тем же вечером мы дружно взялись за дело. Я плела корзину из прутьев ивы, Арчи возился с горелкой и бегал по городу в поисках баллона с пропаном. К шитью оболочки мы подключили Адель. Она приходила в резиденцию с корзинкой прочных ниток и сшивала дольки купола с исключительным проворством.
В итоге, на пошив воздушного шара было потрачено более двенадцати километров ниток (Адель смеялась, потирала исколотые пальцы и говорила, что лично подсчитала).
Юлий почти все дни проводил в тронном зале, развлекаясь за игрой в бильярд или слушая наскучивших придворных. Погода стояла пасмурная, небо нависало над городом тяжелым свинцом. Однако когда тучи рассеивались, король наведывался к нам на полигон — посмотреть, как продвигается работа.
И конечно же, ни одно совещание по поводу аэростата не обходилось без участия моего зубастого «критика».
— Так и знай, Пуаро, — в шутку грозился Юлий, — сделаю тебя королевским советником.
Такая перспектива Пуаро, судя по всему, льстила. Он вилял хвостом, высовывал язык и капал слюнями на начищенные до блеска ботинки Юлия.
Арчи заваливал меня подарками, и настал день, когда число подарков перевалило за сотню. Всем вокруг казалось, что снова наступил день Звезд, и только мне одной — что я полная дура. К началу меркния (то есть февраля) до Арчи наконец дошло, что подарками меня не завоевать. Шар был готов, в рабочей силе нужда отпала, и я со спокойной совестью вернула ему дареные побрякушки и сладости, к которым даже не притронулась.
По идее, Арчи должен был прийти в ярость, рвать и метать, а заодно — почему бы нет? — раздраконить воздушный шар. Но ничего подобного не произошло. Он всего лишь свалился с горячкой. Решил надавить на жалость. Только вот беда — у Жюли Лакруа на тот момент не осталось ни капли сострадания. К концу зимы мое сердце превращалось в черствый кусок хлеба и только ближе к лету вновь размякало и начинало биться, как ему полагается.
В общем, Арчи слег, и королевский лекарь пичкал его какими-то сомнительными микстурами.
— Всем больным нужны положительные эмоции. Ты не исключение, — сказала я однажды вечером, сев у изголовья его кровати.
— Ты одна моя положительная эмоция! — простонал Арчи.
— Что-то не похоже, — фыркнула я.
— А ты посиди со мной часика два. Или четыре. Хотя нет, лучше вечность. Тогда я, может быть, поправлюсь.
Вскоре он пошел на поправку, несмотря на то, что его сиделкой я быть отказалась. Дни летели со скоростью пробирающего до костей зимнего ветра. Мы всё реже собирались за обеденным столом в трапезной зале, всё чаще уединялись в уютных уголках, где, в свете абажура, можно было почитать книгу и маленькими глотками пить горячий шоколад.
Мы с Эсфирью любили растягивать удовольствие. Завернувшись в клетчатые пледы на широких подоконниках, друг напротив друга в маленькой комнатке, которую выискал Пуаро, мы читали вслух завораживающие истории о прошлом Мериламии.
— И тогда колдунья обратилась вороном со сверкающими глазами, взмыла в черное небо — и на землю тотчас обрушился град, — читала Эсфирь.
— Град — в смысле «город» или в смысле «осадки»? — перебил Пуаро, который маялся от безделья.
— Пойди, поищи себе занятие, — буркнула я.