Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни
Шрифт:
Амита позвонила руководителю своей программы в Бостонской городской больнице доктору Джоэлю Альберту. Резидентура у нее уже кончилась, и доктор Альберт назначил ее старшим резидентом в стационаре. Амита стала первой женщиной и первым врачом-иностранцем на этой должности. Это была большая честь.
– У меня есть один знакомый в Службе иммиграции, — сказал нам доктор Альберт. — Я сделаю так, что никакого предписания вы не получите.
Потом нам сказали, что нам нужен адвокат — специалист по иммиграции. И порекомендовали некоего мистера О’Нила. Просит он запредельно много, сказали нам, зато настоящий ас в своем деле. Бьется как зверь. Мы с ним познакомились. Он был мужчина крупный и внушительный.
– Все у вас будет хорошо, — успокоил он нас. — На следующее собеседование я пойду с вами. Не волнуйтесь. К концу собеседования Пикеринг у меня на карачках будет ползать по Бойлстон-стрит.
Он сходил с нами на следующее собеседование. Заверил нас, что все прошло очень хорошо. Нам задали много вопросов, и мы честно на них ответили. О’Нил сидел у нас за спиной, не произнес ни слова, только самодовольно улыбался. Несколько следующих недель мы прожили в постоянной тревоге, но в конце концов получили извещение, что нам разрешено постоянное жительство в США. Нам позволили остаться в Америке! Многим услуги адвоката в таких случаях стоили несколько тысяч долларов, но О’Нил сказал:
– Мне не пришлось особенно трудиться. У вас безупречные рекомендации. Мой тариф — четыреста долларов.
Четыреста долларов за то, чтобы остаться в Америке? Да это самая выгодная сделка за всю нашу жизнь!
Мы были так рады получить «грин-карты», что не сразу задумались о том, чтобы сделать следующий шаг и стать гражданами США. Это было за десятки лет до того, как в Америке начались споры об иммиграции, и стать гражданином было не очень трудно, особенно для образованных индийцев.
Я задумался о том, чтобы получить гражданство, еще в больнице Мюлленберга, в первый год по приезде, однако, по правде говоря, не нашел никаких причин этого добиваться. Поговорил с Дипаком, но и он тогда еще колебался. Мы жили в Америке с индийским гражданством, и в некоторых отношениях так было удобнее всего. К тому же мы гордились тем, что мы граждане Индии. Однако прошло несколько лет, мы по-прежнему жили в Штатах, а я работал заместителем главного врача в медицинском центре для ветеранов в Вест-Роксбери. Главный врач Артур Сасахара спросил у меня, каков мой иммиграционный статус.
– У меня «грин-карта», — ответил я.
– Надо получить гражданство, — твердо ответил он.
– Зачем?
– Мы — государственная структура, — объяснил он. — Если что-то пойдет не так и нам придется сокращать штаты, первыми придется уволить временных сотрудников. А вы, строго говоря, именно временный сотрудник, поскольку не гражданин. Так что будьте любезны, пойдите и получите гражданство.
А я-то считал, что это ни к чему. Хотя в тот момент я отнюдь не собирался возвращаться жить в Индию, но патриотические чувства у меня остались. Индия — моя родина, страна, оплатившая мне медицинское образование. Там жили мои родители. О ней были мои детские воспоминания. И на свитках в одном тамошнем городе была записана руками моих предков история моей семьи.
Многие наши коллеги и друзья-индийцы уже получили гражданство США. В индийской общине в Бостоне эту тему обсуждали не слишком охотно, поскольку считалось, что это личное дело каждого. Однако теперь у меня появилась веская причина сделать этот шаг. Так что я не имею права заявлять, будто решил стать американским гражданином исключительно ради американских принципов и ценностей. Вера в них укрепилась у меня с годами, когда я поездил по миру и побывал в десятках стран. И хотя я убежден, что Америка — чудесная, неповторимая страна, любовь к Индии у меня по-прежнему крепка. При всех своих проблемах Индия прекрасная страна. И, должен признаться, совесть у меня была неспокойна. Индийское правительство дало нам превосходное образование, в медицинском институте у меня были потрясающие учителя, ставшие мне примером на всю жизнь. А потом в один прекрасный день мы упаковали чемоданы и уехали. Я обосновывал это так: если я добьюсь успеха в Америке, то лучше послужу Индии, чем если никуда не поеду. Во многих отношениях так оно и получилось — и у меня, и у Дипака, — однако нельзя сказать, что решение это далось мне безо всяких колебаний и трепета. Когда я заговорил об этом с Амитой, оказалось, что она давно все решила и твердо отказалась.
– Я индианка, — сказала она. — И не собираюсь отказываться от индийского гражданства.
Амита считала, что скорее всего мы когда-нибудь все-таки вернемся в Индию, и не хотела отказываться от своей мечты. Индию и почти все индийское, особенно великую индийскую культуру, Амита любила страстно, гораздо сильнее, чем я. Словом, для нас это было очень трудное решение, и мы с Амитой, признаться, даже ссорились. Уверен, что в этом мы ничем не отличались от других иммигрантов со всех концов света. Вопрос этот очень болезненный, многие семьи из-за него распались. Однако для меня все сводилось к возможности заниматься своим делом. Тут я был тверд и спокойно заявил жене:
– Амита, я не вернусь. И ты сама понимаешь, что наши дети не захотят там жить. Они выросли здесь. Они американцы.
Я напомнил ей, что кое-кто из наших коллег-индийцев вернулся домой — и ни к чему хорошему для них это не привело. Почти все они рано или поздно приехали обратно в США. Да, можно было отправиться в Индию и заниматься там частной практикой, а если мы хотели еще и вести исследовательскую работу, а я этого очень хотел, можно было работать у папы, но перспектив там было гораздо меньше. Те наши однокашники, которые остались в Индии, сделали карьеру в тамошней системе, а для тех, кто возвращался из-за границы, места уже не оставалось, какие бы у них ни были опыт и рекомендации. Индийское правительство создало для вернувшихся врачей особую категорию — ниже доцента и старшего преподавателя. Это была непостоянная должность. В клинике Майо был легендарный профессор-патофизиолог, который вернулся в Индию, однако, как и многие другие, кто на это отважился, через некоторое время бросил все попытки добиться успеха в тамошней системе и приехал в США.
Амита отказалась подавать документы на гражданство, а я пошел и подал. Когда я явился на собеседование, чиновник изучил мое заявление.
– А, так вы врач! А какой?
– Очень хороший, — заверил я его. Мы посмеялись, и я продолжил: — Простите, я не собирался каламбурить. Я гастроэнтеролог, специализируюсь по гепатологии. По болезням печени.
Большинство американцев не знают, что такое «гастроэнтеролог» — разве что догадываются, что имеет отношение к животу. Однако мне попался чиновник, который был знаком с этим словом не понаслышке.
– Гастроэнтеролог? — обрадовался он. — У моей дочери болезнь Крона. — Потом мы полчаса беседовали о болезни Крона, о наилучших методах лечения и о некоторых поразительных прорывах в этой области. Чиновник задал мне только один вопрос — «Какой президент отменил рабство?», а потом произнес заветные слова:
– Добро пожаловать в Америку!
Официальная церемония прошла в Фэнл-Холл в Бостоне, где несколько отцов-основателей Америки выступали с речами перед Войной за независимость. Там тебя со всех сторон окружает история, и нет, пожалуй, более подходящего места, чтобы произнести присягу американского гражданина.