Урга и Унгерн

Толмачёв Максим

Вдруг Рерих поднялся и исчез в темноте, оставив меня наедине со своими мыслями. Судя по тому, что он захватил с собой опустевший термос, – ушел за чаем. Отсутствовал всего несколько минут и вернулся сразу с двумя термосами, – пожалуй, разговор наш не подходил еще к концу, чему я был несказанно рад. Эти пустые мгновения без собеседника воспринимались в моем теперешнем состоянии почти болезненно, поэтому при приближении Рериха я продолжил тему разговора, который так неожиданно оборвался:

– Владимир, а откуда у тебя такие обширные познания в области религии и философии, если не секрет?

– Уверяю тебя, эти познания весьма ограниченны. Уже больше двадцати лет, как умер мой отец – петербургский нотариус Константин Федорович Рерих. Мне было тогда восемнадцать, младшему брату Борису едва стукнуло пятнадцать, и место отца в семье занял самый старший из нас, Николай,

которому в тот момент было почти двадцать шесть лет. Представь себе, он к этому времени успел поступить в два высших учебных заведения одновременно. Отучился в Петербургском университете на юридическом факультете и в Императорской академии художеств, где занимался в студии самого Куинджи.

Вот Николай действительно универсальный эксперт, энциклопедически подкованный сразу в нескольких областях знаний. В свои семнадцать лет, в отличие от меня, троечника и повесы, он серьезно увлекся археологией и даже начал проводить самостоятельные раскопки в Псковской губернии. Неудивительно, что через пару лет он уже стал членом Русского археологического общества.

Академию художеств Николай окончил за несколько лет до смерти нашего отца. Его дипломную работу «Гонец» в свою галерею приобрел сам Петр Третьяков. Об этой картине, кстати, и Лев Толстой хорошо отзывался, высокого оценив мастерство моего брата. Не буду перечислять результатов кипучей деятельности Николая. Могу сказать, что даже после его женитьбы он всегда находил время для нас с Борисом, живо участвовал в нашей жизни, а когда стал подолгу выезжать за границу, вел непременную переписку, из которой мы узнавали о его успехах, мыслях и замечательных знакомствах. В Лондоне он, к примеру, был на короткой ноге с Рабиндранатом Тагором, находился в дружеских отношениях с Гербертом Уэллсом и Джоном Голсуорси. Именно там пару лет назад он налаживает контакты с Теософским обществом и вступает в его английское отделение. Из писем Николая стало известно, что он встретился со своим духовным руководителем загадочным Махатмой Мория, одним из Вознесенных владык. С этого момента брат с головой ушел в изучение всего, что связано с историей Индии, и, конечно, заразил нас своим интересом. Вот от Николая я и узнал многое о философии, религии, истории и искусстве этой загадочной страны.

Сейчас мой старший брат в Соединенных Штатах. Он получил приглашение от Чикагского института искусств на трехлетнее турне по тридцати городам Северной Америки с выставкой своих картин. Мечтает посетить Индию, Тибет и Монголию после окончания своего американского проекта, надеюсь быть ему полезным в таком начинании, но для этого я должен выжить и выбраться из Урги в Маньчжурию и Харбин. Там у Николая появились поклонники и последователи, которые обязательно помогут и не оставят меня в беде.

– Знаешь, а ведь я знаком с творчеством Николая! Его картины выставлялись в Казани, я со своими братьями посещал выставку и получил от нее незабываемые впечатления. Твой брат действительно чертовски талантлив.

– Спасибо, Кирилл, думаю, у вас будет шанс познакомиться поближе, когда ты заберешь своих детей и прибудешь с ними в Харбин. Надеюсь, мне удалось убедить тебя в необходимости примкнуть временно к Азиатской конной? Ты расположил меня к себе, и я открылся в моих планах относительно побега, поэтому мне нужно теперь знать твои намерения наверняка.

– Мне льстит это доверие, и я не вижу другого выхода, кроме как согласиться. А еще у тебя под подушкой наган, и при моем отказе ты наверняка захочешь избавиться от меня как от нежелательного свидетеля твоей опасной откровенности.

Рерих захохотал. Ему, очевидно, доставила удовольствие моя острота с револьвером, которая была шуточной лишь отчасти. Знал я Рериха недолго, – возможно, за этим образованным и остроумным фасадом скрывается другой, неизвестный мне Рерих, провокатор и убийца, и он по неведомым причинам втягивает меня в свою опасную игру. С другой стороны, по моему мнению, я не должен представлять для него лично, равно как и для барона, какой-то опасности.

– Кирилл, ты неглупый человек, не болтлив, что весьма ценно. Кроме того, оказался в ситуации, в которой у тебя практически нет выбора. Во многом мы сейчас похожи, я буду рад помочь тебе теперь и потом, когда мы наконец выберемся из города и окажемся подальше от барона. Для осуществления моих планов нам понадобится множество ресурсов, боюсь, нашими с тобой ограниченными усилиями с этой задачей не справиться. Потому предлагаю держать ухо востро, завязывать новые полезные знакомства в дивизии и составить совместный подробный план – согласно этому плану мы будем двигаться

к нашей свободе. Прежде всего, необходимы новые документы и транспорт для выезда в Харбин, кроме того, нужны деньги на первичные расходы, связанные с побегом, и значительные средства, чтобы обустроиться на новом месте. У тебя ведь дети, их нужно безопасно вывезти из Владивостока, а это тоже потребует немалых расходов. Сейчас говорить о деталях плана не будем, тебе нужно еще поступить на службу к Унгерну. Вот первейшая задача, которая при провале может стать трагической не только для тебя, но теперь и для меня.

Сейчас я расскажу о тех, с кем нельзя терять бдительность ни при каких обстоятельствах. Самым опасным человеком после Унгерна для нас является Сипайло, известный в дивизии по кличке Макарка Душегуб. Он теперь официальный комендант Урги, а по совместительству выполняет роль начальника контрразведки и главного палача барона. Посему о нем и его команде тебе, несомненно, нужно узнать подробнее.

Леонид Сипайло примкнул к Азиатской конной в августе 1920 года. До этого он был закреплен за штабом атамана Семенова и очень быстро дослужился до подполковника, а еще раньше, до 1917 года, состоял на службе в почтово-телеграфном ведомстве. Прошлое его темное, из него известно лишь несколько фактов, да и те с его же слов. Он окончил классическую гимназию в Томске, до революции работал судовым механиком, в дивизии поговаривали о его уголовном прошлом… В армии никогда не служил, но в беседах непременно называет себя русским офицером. В штабе Семенова в Чите он заведовал одним из одиннадцати забайкальских «застенков смерти» в особняке Бадмаева. Есть мнение, что Сипайло своими садистскими наклонностями сумел вызвать всеобщую ненависть и атаман Семенов отдал тайный приказ его убить. Кроме своих наклонностей палача и мучителя, он обладал каким-то животным чутьем и чудом спасся от смерти, покинув Семенова и прибившись в Даурии к генералу Унгерну. Маленького роста, худой, подвижный, нервный, физически слабый, кожа бледная, вид нездоровый, глаза постоянно бегают, руки трясутся, речь сопровождается нервными смешками. Падок на женщин, однако на взаимность в силу отталкивающей наружности и садистских наклонностей рассчитывать ему не приходится. Чаще всего силой или угрозами склонял девушек к сожительству, после чего душил их. Удушение является его любимым видом казни, умеет удавливать множеством способов и с использованием различных видов удавок, не брезгует действовать и руками. В дивизии, как я уже говорил, за ним закрепилась кличка Макарка Душегуб. Так называли его между собой и простые бойцы, и офицеры. Хитрый, находчивый и коварный тип.

Сразу же после захвата Урги он был назначен начальником Комендантского управления города, которое разместилось в здании Монголо-китайского банка. Именно там теперь находится весь запас золота, серебра и бумажных денег. Он охраняется Комендантской командой, состоящей из двух десятков человек. Всего же при комендатуре – не меньше сотни бойцов во главе с офицерами Ждановым, Панковым и Новиковым.

Из особо приближенных помощников Сипайло следует выделить капитана Безродного, он, в отличие от своего начальника, коренной унгерновец, воспитанник подполковника Лауренца, под началом которого на станции Даурия прошел школу экзекуций и пыток. По природе своей труслив и чрезвычайно жесток. У Дедушки пользуется доверием. Есть еще при Сипайло есаул Макеев. Мягкосердечный и впечатлительный, нервный и немного неуравновешенный, при этом храбрый офицер, готовый прийти на помощь и способный на добрые дела.

Связующим звеном между Сипайло и Унгерном служит адъютант барона Бурдуковский, известный в дивизии под именем Женя, о нем уже разговор был. Комендантская команда под предводительством Макарки Душегуба отвечает за ведение дел в гарнизоне. Любые перемещения личного состава и транспортных средств производятся в соответствии с утвержденным порядком через Сипайло, тыловые службы также находятся в его ведении. Унгерн предоставил своему главному палачу достаточно автономии и в дела его не лезет. После захвата Урги был выпущен приказ о том, что евреев и большевиков в городе необходимо истребить, одну треть всего их имущества отчуждать в пользу штаба дивизии, а остальные две трети предписывалось оставлять себе. Теперь в городе идет охота на евреев и большевиков, уже третий день кряду в Урге разбои и резня. Руководит экспроприацией и казнями, разумеется, Макарка. Кроме евреев и коммунистов, в опасности теперь все более или менее зажиточные граждане города, включая и иностранцев. Поговаривают, что их методично подвергают пыткам, заставляя давать признания, после чего изымают ценности и пускают в расход.