Урки и мурки играют в жмурки
Шрифт:
– Какой поехали? – отмахнулся Мао. – А джип? Покрышки менять надо!
– Без нас поменяют, – сказала Алёнушка. – Джип у дороги – не мертвецы на поляне. Я распоряжусь.
– Хорошо, – успокоился Мао. – Покажите чужих. На своих смотреть не хочется…
С характерным «вжик!» молнии мешков скользнули вниз. На председателя уставились пустые глаза Лоусона и растерянные остекленевшие глазёнки Вострикова. Мао присел, зачем-то потрогал Лоусона за нос.
– Что тебе, пёс, дома не сиделось? – укоризненно спросил он мертвеца. – Гляди, сколько из-за тебя народу покосили…
На это Лоусону
Вздохнув, Мао обернулся к девице.
– Обыскали?
– Конечно, – подтвердила Алёнушка. – Приедем, поглядим, что к чему.
Кореец сунул пальцы в нагрудный карман лоусонова пиджака и выудил оттуда пластинку жвачки. Быстро развернул, хотел было сунуть в рот. Девица перехватила его руку:
– Миша, ты с ума сошёл!
– В чём дело? – недовольно спросил председатель.
– Вдруг она отравлена! Может, он её на крайний случай держал.
– У, заррраза… – злобно зашипел Мао и погрозил шпиону жёлтым кулачком. Затем аккуратно завернул резинку и передал её Алёнушке. Огляделся вокруг, жестом позвал Шашеля:
– Руки есть чем вымыть?
Шашель притащил пластиковую бутыль с водой и полил на руки председателю.
Боялся Мао не зря. Уже дважды его пытались отравить, и оба раза печальный исход предотвратила Алёнушка. Причём если первый случай оказался сравнительно безболезненным (сработали агентурные связи боевой подруги председателя, а, как говорится, предупреждён – значит, вооружён), то во втором председателю пришлось несколько дней промывать желудок и пичкать его какими-то медицинскими снадобьями. Мао похудел пуда на полтора. Он стал походить на Брюса Ли, изнурённого тяжёлыми и продолжительными боями. Алёнушка всё это время дежурила у постели Михаила Ёсункуновича, как верный доберман.
Мао дал отмашку. Шумная бригада живо разлетелась по машинам, и через минуту на дороге не осталось никого, кроме Шашеля и Салфеткина. Закурили.
– Будем ждать колёс, – сказал Шашель.
– Будем, – согласился Салфеткин.
Затянулись одновременно, по-солдатски. Вместе выпустили дым.
– Шашель, а чего Мао всё время псами ругается?
– Кореец потому что. Собак обожрался.
– И ЧТО ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ? – нервно рассуждал председатель Мао, едучи в «Мерседесе». – Образцов у нас нет, трупы у нас есть. И головная боль у нас есть. Теперь Деловой нас в покое не оставит.
– А почему нас? – возразила Алёнушка. – Вряд ли его люди наших ребят в лицо знают. Мало ли кто…
– Прекрати! – раздражённо оборвал Мао. – Кому ещё, как не нам? Он только с нами здесь дело имел.
– Положим, не только, – заметила Алёнушка. – И с властью, и с милицией, и даже с ворами. Это раз. А второе – при чём здесь «дело имел»? У него что, по делу претензии есть? Охотничьи домики в порядке, турбазы иностранцев принимают, экзотика – на высшем уровне. Какую мы реконструкцию им в этом году устроили! Побоище русских воинов с половцами… Из Дагестана группу конной джигитовки выписывала. Финны от счастья плакали. Мэр вас с Драбкиным признал меценатами года. Доходы от туризма выросли в двенадцать раз!
– Удивила, – саркастически хмыкнул председатель. – Здесь же туризма сроду не было.
– Не в том дело. Драбкин что, с тобой своими планами на химика делился? Нет. Так что он предъявить может? Ни-че-го. А подозревать – его право. Мы ещё ему и посочувствуем. Да вряд ли Аркадий Игоревич станет особо суетиться. Образцы химика у него, бойцы не пострадали. Ну, подстрелили очкарика. Мавр сделал своё грязное дело, можно его и на помойку. Ну, иностранец погиб. Служба у него такая. Сотоварищи выпьют по напёрстку виски и забудут. Они же всё равно получили, что хотели.
– Так-то оно так… – неуверенно согласился Мао.
– И никак иначе, – уверенно подытожила Алёнушка.
– Посмотрим, – вздохнул председатель. – Поглядим.
ГЛАВА ПЯТАЯ
истоптанная следами грибка и шаламандрика
21 апреля, Мокрый Паханск, час дня
КОГДА КОСТЯ КОСТАНОВ НАРИСОВАЛСЯ в экспертно-криминалистическом отделе, Семён Давидович Гольдман завершал церемонию чаепития. На засаленной тарелке высилась гора бутербродов и булочек, рядом лежал распакованный творожный сырок с изюмом. Семён Давидович ровным слоем намазал творожок на разрезанную булочку, аккуратно откусил краешек и, медленно пережёвывая пищу, внимательно выслушал рассказ следователя про обнаруженную бумажку. Затем вытер руки той же замшевой салфеточкой, которой обычно полировал лысинку, и тщательно исследовал обрывок. В результате криминалист ничего нового не изрёк:
– Костя, и чего вы с меня жаждете? Я не волшебник. Я простой русский еврейский криминалист. Работаю ломом и кувалдой.
– Скажите хоть что-нибудь.
– Ну, му, – сказал Семён Давидович. – Вы довольны?
– Бросьте прикалываться. Объясните: зачем покойнику в кулаке сжимать чистый клочок бумаги?
– Это, скорее всего, было когда-то листом из блокнота. Остальное разгадывайте сами.
– Много тут разгадаешь, – недовольно буркнул Костя Костанов. – Скинули урку с моста – а мне один только обрывок остался.
– А ты уверен, что труп скинули именно на Сельской? – спросил криминалист, шелестя промасленной бумагой, в которую заворачивал оставшиеся бутерброды. – Может, простое совпадение. Может, ночью про кекс кого-то другого у моста допрашивали. А этот тип вообще издалека приплыл. Чай будешь?
– Бутерброд буду, – выбрал Костя.
– На бутерброд ты ещё не наработал.
– Вы тоже, – заметил следователь Гольдману.
– Не хами! – погрозил тот. – А то и венскую булочку не получишь.
– Ни ф фём я не уверен, – с наслаждением жуя булочку, заметил Костя. – Но отработать версию надо. А вот что с этой погребенью делать…
Гольдман повертел обрывок, держа его за краешек пинцетом. Затем аккуратно положил на стол, глотнул чаю и задумчиво спросил:
– Костя, ты на колёсах?
– Нет, я на игле, – сыронизировал следак. – А в чём дело?
– Прокатиться надо.
– Куда? – не понял Костанов.
– Туда же, на зловещий мостик, – пояснил Семён Давидович. – С которого, возможно, убиенный Николай так неудачно нырнул.