Урод
Шрифт:
– Я не знаю, как это сказать, но…
Она не договорила, а руками, дотянувшись до ягодиц, развела их, открывая узенькую дырочку ануса.
Антракс сначала посмотрел на открывшийся вид, затем на ее подрагивающую руку, затем склонил голову в сторону, стараясь увидеть ее лицо, но светлые волосы, небрежно растрепанные, надежно прятали ее растерянное смущение.
– Ты не прикасаешься, но я знаю, что эштарские мужчины всегда делают это с женщинами, - тихим дрожащим голосом прошептала она.
Антракс положил руки на ее ягодицы, позволяя ее рукам поспешно сбежать, легко помассировал их и спокойно произнес:
– Они поступают так, чтобы женщины не рожали им детей.
– И ты совсем не хочешь?
– А ты разве хочешь? – спокойно спросил Антракс, легонько касаясь большим пальцем обсуждаемого места.
Она мгновенно сжалась, так сильно и так резко, что Антракс даже пожалел, что не стал выходить из нее на время разговора.
– Видно же, что не хочешь.
– Мне просто страшно, - жалобно проговорила Лилайна, - но я могу потерпеть, если это будешь ты.
Он не стал никуда давить пальцем, пытаться перебороть ее напряжение, а скользнул вверх по борозде, а потом всей ладонью по спине.
– Я рад, что ты готова мне довериться, - прошептал он, - но подобная смелость излишняя.
Он наклонился к ней и прошептал:
– Может быть когда-нибудь потом, но ты явно не готова к подобному сейчас.
Лилайна жалобно пискнула, понимая, что он аккуратно вышел и отстранился.
– Антракс!
Она почти испуганно обернулась, видя, как мужчина позволяя штанам остаться у стола, шагнул куда-то в сторону. Расстегнутая рубашка по-прежнему была на нем и только частично прикрывала его ягодицы, на которых были различимы тонкие белые шрамы. Лилайна сразу вспомнила рассказ Мэдина о том, как отец велел пороть их за драку в детстве.
– Если ты хочешь приключений, то будут тебе приключения, - спокойно сообщил Антракс, вытягивая из открытого сундука тонкую веревку.
Лил дернулась, села на стол и поджала ноги, наблюдая, за тем, как он медленно обернулся и шагнул к ней.
– Ты испугалась? – спросил он, приподнимая бровь и все же сбрасывая рубашку, чтобы та больше не мешалась.
Лилайна только сглотнула, обнимая колени.
– Глупенькая. Это не для тебя.
Мужчина улыбнулся и присел возле нее. Лилайна, давно залившаяся румянцем, хотела не смотреть, но не удержалась, понимая, что за все время так толком и не видела член собственного мужа, даже потрогать успела, а не увидела, теперь же у нее была удивительная возможность, да и супруг явно не возражал, позволяя ей наблюдать за собственными действиями.
Он быстро перебросил петлю веревки через головку и крепко затянул, невольно стиснув зубы, перекинув оба конца веревки вниз, он поменял их местами и поднял наверх, переплетя веревку на жилистом, налитом кровью, теле и завязал крепким узлом на основании, еще раз с силой затянув.
– Только теперь не проси меня остановиться, - прошептал он, ласково разводя ее ноги и нежно целуя в губы.
Лилайна не сопротивлялась, доверяя ему, хотя сердце у нее и дрожало от волнения, но закрывая глаза, она принимала ласку его губ и рук, укладывающих ее на стол. Ногами она обхватила его берда, но когда он резко вошел, чуть не вскрикнула, испуганно впиваясь пальцами в его плечи. Такого обжигающего ощущения она не ожидала, а он, зажав ей рот руками, стиснул зубы и начал быстро двигаться.
Он казался ей огромным, переплетение веревок скользило по члену, дразня ее изнутри, но ей не было больно. Она была слишком влажной и мягкой внутри, но резкие движения делали жар невыносимым, а волны почти нестерпимыми.
Антракс же уже ругал себя за эту идею. Приятные ощущения то и дело сменялись болью, которая буквально перекатывалась в наслаждение словно волна.
Лилайна вцепилась зубами в его ладонь. У нее закатывались глаза. Ей казалось, что она вся содрогается внутри, что волны наслаждения вот-вот превратятся в болезненную судорогу, а он не останавливался, тяжело дыша у самого ее уха.
На ее ресницы навернулись слезы, а она с ужасом поняла, что больше не может, совсем не может, что еще совсем немного и она вспыхнет вся, потеряет сознание и провалится в бездну, задохнется невысказанным стоном, но он вдруг остановился, отпустил ее, позволяя жалобно пискнуть и вышел.
Лилайна с ужасом поняла, что по ее ногам вместе с соком обильными струями льется моча, но почему-то не смутилась, понимая, что ее мужа это явно не волнует. У Антракса дрожали руки. Он с большим трудом развязал узел и пытался снять веревку.
Лилайна соскользнула со стола на землю, перехватила веревку из его рук, быстро размотала ее и, наконец, стянула петлю.
Антракс выдохнул, едва не застонав от облегчения, но все же закрыл член рукой, чтобы струя спермы не ударила Лилайне в лицо. Другой рукой он не смог не упереться в стол. Дрожь ходила по всему его телу.
Лилайна же убрала его руку и несмело коснулась все еще возбужденного, пульсирующего члена.
– Лил.
– Позволь мне, - прошептала она, так и не говоря, что именно Антракс должен ей позволить.
Она бережно погладила головку пальчиками, а после лизнула ее, специально нырнув кончиком языка в маленькое отверстие.
– Лил, такими вещами лучше начинать, а не заканчивать, - почти жалобно прошептал Антракс.
Она его не слушала, перебирая пальцами по стволу члена, где от веревок остались следы из россыпи мелких красных точек, прикосновение к которым вызывала волну дрожи. Будущая королева Рейна обхватила головку губами, на миг задумавшись, как что-то подобного размера может легко входить в ее маленькое, как ей казалось, тело. С особым любопытством она попыталась пососать нежную часть мужского тела, почти с восторгом понимая, что Антракс вцепился в стол двумя руками.
– Лил, пожалуйста…
Вот только это был тот уникальный раз, когда его действительно можно не слушать. Пресекая возражения, Лилайна вцепилась свободной рукой в его правое бедро. Антракс жалобно выдохнул:
– Больная же нога, зараза, - но больше ничего сказать не мог, сжимая до боли зубы, ибо ее рука скользила по члену, а рот постепенно заглатывал все больше и без того доведенный до предела ощущений орган.
Это была ее маленькая месть. Он заставил ее плакать, да, плакать от удовольствия, не позволяя ей шуметь, так пусть теперь тоже попробует не шуметь, когда она скользит языком по красным следам, оставленным веревкой. Ей нравился ее собственный солоноватый вкус и терпкий привкус чего-то ей еще незнакомого, тягучий, но приятный.