Уродина
Шрифт:
— Нет, вовсе нет. Трент втянул себя в неприятности, и нам нужно знать, каким он был с вами.
Я качаю головой и пожимаю плечами.
— Я не понимаю. Что он сделал?
Я не буду говорить им ничего, что может смутить меня еще больше, не зная, что они на самом деле делают здесь.
Харрис поворачивается, чтобы посмотреть на Джонс, и та ей слегка кивает.
— Трент избил свою жену.
— Подождите. Что? Жену? Мы развелись около двух месяцев назад. Кто… как? — мои вопросы больше похожи на мысли вслух. На самом деле, я не жду на них ответа.
— Вы знаете Одри Миллер, ныне Одри Хэкли? — спрашивает Харрис.
— О, Боже мой, — мне плохо. — Я знаю ее со времен средней школы, — я подозревала, что у них с Трентом был тогда роман. — Она вышла за него замуж?
— Они были вместе уже несколько лет. Она переехала сюда, чтобы быть с ним.
— Пока мы еще были женаты, — шепчу я, когда все части головоломки начинают вставать на свои места.
— Да. Мне жаль, — говорит Харрис с другого конца комнаты.
— Лили, все, что вы можете рассказать нам о Тренте, поможет нам в нашем расследовании против него.
— Что он с ней сделал? — тихо спрашиваю я, глядя детективу прямо в глаза.
— Он сломал ей челюсть, таз, разодрал руку и разбил голову так, что ей потребовалось накладывать швы.
— Не говорите мне больше ничего, — шепчу я. — Я не могу слышать о том, что он сделал, — мгновенно меня бросает в воспоминания о том, как он избил меня в последний раз, как продолжал бить меня головой о холодильник. Поднимая руку, я касаюсь места на голове, где были швы. — Мне плохо, — говорю я, встаю и бегу в уборную.
— Лили, — Питер окликает меня. Но я продолжаю качать головой, пока бегу в уборную, открываю туалетную кабинку, и меня рвет в унитаз. Меня рвет снова и снова. И, когда в моем желудке ничего не остается, я сажусь на пол, сворачиваюсь клубочком и начинаю плакать.
— Лили, — говорит тихо Джонс, подходя к уборной.
— Уходите, дайте мне пару минут, — успеваю сказать я, пока рыдаю.
— Я просто хочу рассказать вам историю. Это нормально, если я сделаю это?
Сквозь слезы я шепчу:
— Да.
— Я хочу рассказать вам о девушке, которая еще в средней школе влюбилась в спортивную звезду школы. Он был популярен и хорош собой, все девушки хотели с ним встречаться, и, как говорится, все парни хотели быть им. Но он положил глаз на эксцентричную девушку, и они оказались вместе.
— Это красивая история, — говорю я через дверь, когда беру себя в руки и сажусь на крышку унитаза.
— Была, пока он не решил, что хочет, чтобы она делала то, чего не хочет сама.
— Что он хотел от нее?
— Он хотел, чтобы она продавала свое тело. Он думал, что так она сможет заработать для него больше денег.
— Боже мой, — говорю я, выходя из кабинки, и иду умыть лицо и руки. — Что с ней случилось?
— Она начала делать это, потому что думала, что так он будет любить ее больше. Но когда она не зарабатывала для него достаточно денег, он ее избивал, чтобы заставить работать усерднее.
— Боже мой, — говорю я, поднимая взгляд на нее.
— Но после нескольких лет запугиваний и избиений она, наконец, поняла — то, что он делал, было далеко от любви.
— Вы спасли ее? — спрашиваю я, вытирая руки и опираясь на стену уборной.
— Нет, Лили, я не спасла ее. Она сама себя спасла. Она приняла осознанное решение изменить свою жизнь, принять свое прошлое и двигаться дальше — в будущее. Она также, наконец, поняла, насколько она сильна как женщина и заявила на этого жалкого сукина сына. Она пошла в суд на слушание его дела, встала с расправленными плечами и гордо поднятой головой и дала показания против него.
— Вау, — я смотрю на ее обувь, избегая смотреть ей в глаза. — Что с ней случилось?
— Почему вы не спрашиваете, что случилось с ним?
— Потому что верю, что с ним разобрались в судебном порядке.
Уголки ее губ приподнимаются в полуулыбке, и она говорит:
— Вы смотрите на нее.
Мои руки покрываются мурашками, и я застываю, восхищенная ею.
— Вау.
— Вы можете сделать это, Лили. Если есть что-то, что вы можете рассказать мне, что поможет мне засадить его за решетку, то, пожалуйста, мне нужно, чтобы вы были храброй.
Я открываю дверь и иду обратно в комнату, где все ждут, пока мы с Джонс вернемся.
— У меня есть, что рассказать, но у меня также есть кое-что, что может быть даже лучше.
— Что это? — спрашивает Джонс.
— У меня есть дневник, который я вела. Но он в доме моей лучшей подруги, и мне нужно забрать его.
— Дневник? Как журнал? — я киваю. — В нем есть подробности?
— Я могу рассказать вам некоторые подробности, — прерывает Дейл. — Лили появилась здесь занемевшая от холода с синими губами, потому что ушла от него, не имея ничего, кроме одежды, что была на ней. Я все записал и сохранил записи на случай, если бы возникли негативные последствия.
— Ты это сделал? — спрашиваю я Дейла.
— Да, прости, Лили. Я не хотел обманывать тебя, но я все это записал.
— Ты защищал меня. Я не злюсь.
— Пойду принесу их, — Дейл выскакивает из кабинета и возвращается через несколько минут с конвертом. — Я сделал копию для себя, но вот оригинал.
— Лили, когда вы сможете принести свой дневник?
— Я могу сходить туда сегодня после работы и забрать.
Мы договорились, что завтра утром я приду в полицейский участок и отдам им дневник. Они также сказали, что если мне нужно будет давать показания, то они поговорят с окружным прокурором и узнают, могу ли я сделать это посредством видеозаписи, чтобы мне не пришлось сталкиваться с Трентом. Когда они уходят, я молча остаюсь сидеть в кабинете Питера.