Уроки гнева
Шрифт:
Пёстрый издал возглас, в котором слились удивление, радость и боязнь поверить.
— Мы оказались в мире, населённом людьми, но не входящем в Круг пелэ, и остались там. Новая твердь пережила что-то похожее на катастрофу, постигшую Краалт виной Могучих, отчего маги там стали очень редки. Это позволило нам закрепиться и даже взять власть над частью людей в области Равнин, хотя изначально это не планировалось. Недавно после ряда событий мне и моим спутникам довелось усовершенствоваться в искусстве Перепутья, и потому мы поспешили узнать, что стало с родным миром всего рода тастаров.
Пламенный умолк, предоставляя Пёстрому право рассказа.
"Сай,
"Позже".
Пёстрый, однако, начал не с рассказа, а с вопроса.
— Может ли считаться спутником зверь, пусть даже почти разумный и со своей магией?
Прежде, чем Владыка ответил, Эхагес встал с камня и сказал:
— Лаэ, изменись!
Лиса посмотрела на него почти по-человечески, фыркнула и приняла иной облик. Пёстрый снова издал невнятный вскрик удивления. Возможно, больше факта смены формы его поразило то, что тастар-мид понимает человеческое существо… к тому же близко знакомое с искусством майе.
— Мои спутники, — сказал Пламенный, — это Лаэ из рода орлэ, живущая в двух обличьях, и Эхагес Летун из рода людей, воин-маг. Они — ааль-со, а Эхагес сверх того — мой Дополняющий.
Похоже, Пёстрый устал удивляться.
— Рад вам, разумные, — сказал он. — Теперь я вижу, что ни один из вас не принадлежит Кругу и уверен, что ты, Пламенный — не из… перекованных. А раз так, все вы будете желанными гостями в нашей колонии, равно как и в остальных колониях уцелевших.
Глава тринадцатая
Прибытие большого посольства — повод для празднества. Помолвка короля — также повод для веселья. Отвыкшая праздновать что-либо при тастарах, Столица окунулась в полузабытую стихию карнавалов, фейерверков, бесплатных дней, когда в любом заведении еда и выпивка шли за счёт казны, иных увеселений. Знать и богачи не хотели отставать от простонародья: балы, приёмы, званые обеды и ужины (порой не заканчивающиеся даже к рассвету), выезды на охоту… Большую популярность снискали бескровные поединки гвардейцев под командованием иузах-князя Гороса и Серых стражей капитана Моэра — как парные, так и групповые.
А под ярким, пьяным, распущенным, затягивающим покровом праздников, как то водится всегда и везде, назначались важные встречи и проходили важные разговоры.
— Ну хорошо, милая, расскажи.
Будущая чета любовалась ещё одним новомодным новшеством под названием "костюмная игра", иначе "представление". Возвышение, с которого они им любовались, было лишь первым в череде ступенчато поднимающихся трибун. Итоллари немало удивило и позабавило то, что эти деревянные мостки, сколоченные на один раз, воспринимаются гостями с юга как изумительная и даже угрожающая роскошь. Дерево, как и пригодная для питья вода, было одной из вещей, для кунгрийцев очень ценных из-за своей редкости, а здесь, на севере, идущей по цене песка. Зато золото для южан имело почти ту же цену, какую для жителей Равнин — серебро. Богатейшие рудники Кунгри Ош буквально осыпали богатством тамошних князей и, разумеется, терефа.
— Мой повелитель не слушает? — в тоне смуглянки Окхоль звякнула обида.
— Прости, моя радость. Не так-то легко уделять внимание сразу и тебе, и игре. Придётся мне, видно, посмотреть на представление в другой раз.
Принцесса охотно оттаяла. Хотя на юге взрослеют рано, подумал Итоллари, она, по сути, ещё наполовину ребёнок. Физически — вполне сложившаяся женщина, далеко не глупая, знающая, если не лукавит, помимо родного и нашего ещё три языка, певица, танцовщица, рисовальщица… но ребёнок. Шестнадцать лет — разве это возраст?
Я и то на три года старше.
— Так о чём ты рассказывала?
— О первом из чудес Ве-атти. Это поистине дивная история, мой повелитель.
— Говори! — велел король, зная, что юная принцесса ждёт этого, и добавил. — Твой голосок способен сделать чудесным любой рассказ.
Окхоль зарделась. "Ребёнок!.."
— Да склонит мой повелитель слух свой к рассказу о первом чуде Ве-атти. Было это во времена недавние, и живы ещё свидетели истинности случившегося. Однажды кочевье племени декхуз, да будет благословен род их и да продлится, на переходе из оазиса Хаам в оазис Триз постигла беда в облике песчаной бури. Это — страшное несчастье, худшее из испытаний, что посылает кочевьям судьба. Редко какая буря не уносит ни одной жизни, а порой — к счастью, редко — случается и так, что после бури, ярившейся три-четыре декады, на том месте, где разбило лагерь целое племя, не находят даже выщербленных костей.
Итоллари покачал головой. Песчаная буря… поди, представь такое в краю зелёных полей, медленных рек и густых лесов!
— Декхузы готовились предстать пред Судом посмертным, — продолжала Окхоль голосом важным, мрачным даже, насколько её юное горло могло изобразить мрак. — Небо почернело и припало к земле. Ветер усилился; первые песчинки, несомые им, уже жалили и стегали кожу, забиваясь во все девять ворот тела…
Король моргнул. Девять ворот?
— …и в этот момент разлился голубой свет, более яркий, чем свет солнца в зените. Против бури вышел сам Ве-атти в силе своей. Ветер вокруг него утихал, и тишина эта распространялась всё дальше и дальше, стеной вставая до самого венца небес. Благодаря за чудесное спасение, всё кочевье декхузов пало ниц, кроме одного, чьё имя не стоит упоминания. Сей недостойный стал кричать, что перед ними не божество, но злобный демон песчаной бури, жаждущий поклонения…
"Что было крайне глупо со стороны недостойного".
— …ибо кому ещё, кроме хозяина бури, под силу умерить её ярость? Иные из декхузов уже стали внимать этим крикам. Но в этот момент с очищающегося неба пал первый солнечный луч, и пал с такой силой, что богохульник в один миг стал горсткой пепла. Тут-то и уверовали люди в силу Ве-атти, не зная ещё имени его, ибо только истинное божество властно над небесным, как и над земным. И здесь кончается рассказ о первом из чудес Ве-атти благого и единого, да продлится владычество его и да умножится блеск.
Окхоль выжидающе посмотрела на Итоллари. "Ах да, она опять ждёт слова мужчины… и вроде бы ещё нужен знак благоволения… что в таких случаях делают южане — подарки дарят?"
— Благодарю тебя за рассказ, принцесса. Не дашь ли ты мне свою прелестную руку, чтобы мог я выразить меру своего удовольствия?
Окхоль с готовностью протянула требуемое. Король взял её руку — миниатюрную, похожую цветом на обожжённую глину, с тремя золотыми перстнями (в одном рубин, во втором смарагд, в третьем — странный круглый камень, похожий на зеленоватый глаз с чёрной щелью зрачка) — и поцеловал узкую кисть возле запястья.