Уроки гнева

Нейтак Анатолий Михайлович

— Как я узнал от сведущих людей, — "от своих шпионов из Тайной службы", — у вас, в земле Кунгри, властители одаривают за приятное слово золотом. — Итоллари говорил, не выпуская руку принцессы, и не замечал с её стороны стремления отнять эту драгоценность. — У нас на Равнинах обычаи иные. За твой рассказ я отплачу своим, если ты этого хочешь.

— Говори, мой повелитель.

— Слышала ли ты о роде тастаров и о вожде их, Пламенном?

— Мне рассказывали об этих демонах ночного обличья, почерневших от гордыни своей. Но ваш брат ведь прогнал их прочь, не так ли?

— Если и так, то ушли они не далеко… впрочем, рассказ мой не о том. Уход тастаров — из дел недавних. А то, о чём я хотел бы поведать тебе, принцесса, случилось, когда меня ещё не было на свете и брата моего тоже. Тогда тастары правили моей страной, и власть их была прочна, хотя они не часто пользовались ею. А на островах правил человек по имени Ке'атуа — и если кто-то из живущих под этим небом должен был почернеть от гордыни, то именно он. Островитяне издавна торговали с Равнинами к обоюдной выгоде. Но Ке'атуа пожелал присвоить все выгоды себе. Для этого отправил он посольство к Пламенному, не прося, но требуя торговых выгод для островов. На требования эти нельзя было соглашаться, но и отказать было нельзя. Флот островитян, как ты наверняка знаешь, лучше флота любой другой страны, причём не просто лучше, но и больше. Так что этот самый Ке'атуа, не дождавшись согласия на свои требования, вполне мог объявить Равнинам войну и развязать тем самым мешок бедствий. Тастары при помощи своей магии могли бы пустить на дно все корабли островитян до единого, но восстановлению торговли это, как ты понимаешь, помочь не могло…

— Что же сделал этот архидемон, Пламенный? — спросила Окхоль.

— Он не ответил ни да, ни нет. Вместо этого он с малой свитой отплыл на острова, чтобы лично повидать Ке'атуа, как один правитель — другого. По гордыне своей Ке'атуа счёл, что его станут умолять о снисхождении. Он собрал своих придворных, богато облачённых, и сам оделся в лучшее, что имел (а имел он немало); затем сел на трон в роскошно убранной палате и призвал Пламенного. Правитель Равнин явился к нему — один, оставив свиту за порогом, в простой чёрной одежде и без единого украшения, даже без меча на поясе. Ке'атуа изумился. Где дорогие подарки? Где тяжко нагруженные сокровищами вьючные лошади? Где слуги, готовые простереться ниц по единому движению пальца? Как видишь, всего этого нет со мной, молвил Пламенный. Ке'атуа, продолжал он, господин островов! Я пришёл к тебе как равный к равному. И что я вижу? Твой дворец велик и радует глаз блеском драгоценностей. Тебя окружает множество слуг, готовых исполнить любой приказ. Ты молод, богат и славен, о Ке'атуа. Но молодость сменяется старостью, и что мёртвому до богатств мира живых, сложенных в его могилу? А прочная и яркая слава приобретается только мудростью. Первейшая добродетель правителя — в стремлении к благу для его народа. Ты желал, Ке'атуа, если посланники твои не лгали, без меры увеличить свои выгоды от торговли. Но подумай: пойдёт ли это на пользу народу твоему? Не знаю, сказал Ке'атуа. Тогда Пламенный низко поклонился. Только мудрый человек, заметил он, выпрямляясь, готов признать своё незнание и тем сделать первый шаг к тому, чтобы знать. Поклонившись снова, Пламенный удалился из дворца Ке'атуа и в тот же день отплыл обратно. Но с того дня правитель островов никогда уже не выдвигал непомерных требований к торговым партнёрам.

Окхоль слегка нахмурилась.

— Пламенный околдовал его?

Итоллари улыбнулся, покачав головой.

— Когда дедушка рассказывал нам с братом эту историю, он всегда добавлял: накрепко запомните мой рассказ, дети, и своим детям передайте в точности. Да не забудьте добавить три главные правды, что заключены здесь, как зёрна в спелом колосе. Правда первая: научиться мудрости можно от кого угодно — и от друга, и от врага, и от равнодушного. Правда вторая: если и впрямь слава правителя заключена в мудрости его, то трижды славен тот, кто умеет говорить перед глупцом так, чтобы тот понял. И правда третья: не обязательно бить сильно, если удар твой точен. Пламенному хватило нескольких слов там, где иному недостало бы двухсот военных галер с таранами, окованными чёрной бронзой.

Принцесса нахмурилась сильнее, но заметила, что король смотрит на неё, и улыбнулась.

— Враги могут быть мудры, — сказала она, явно цитируя некое писание, — но черпающий в мудрости Ве-атти всегда превзойдёт их.

Итоллари тайно вздохнул, подумав, что до Пламенного ему далеко. Во всяком случае, вряд ли от его речей у Окхоль прибавилось понимания.

Во время одного из пиров Зи Хиссан, племянник терефа Дархо, получил послание, имевшее форму простого серебряного кольца.

Кольцо это на лакированном подносе принёс молчаливый слуга — один из многих слуг на этом пиру. Не успев коснуться блестящего ободка, Зи Хиссан услышал гудение, тихое и как будто не имеющее источника, но становящееся тем сильнее, чем ближе к кольцу находились его пальцы. Отдёрнув руку, он посмотрел на слугу и спросил:

— Что велели передать на словах?

— Ничего, господин.

Пригладив бородку, Зи Хиссан взял кольцо, осмотрел со всех сторон и надел на палец. В тот же момент гудение смолкло, а в голове у Зи Хиссана раздался бесплотный голос:

"Через полчаса оставьте зал через ту дверь, что за вашей спиной, и пройдите по коридору до крытой галереи. В правом её конце я буду вас ждать".

На этом кольцо умолкло, и слабый остаточный заряд на нём начал медленно угасать.

Последовав указаниям, Зи Хиссан выждал полчаса, извинился, встал и добрался до правого конца крытой галереи. Тот, кто ждал его там, был так закутан, что впору удивиться. Даже о росте этого создания нельзя было сказать ничего: в конце концов, в мире существует обувь с высокими каблуками и головные уборы. В то же время магия в закутанном ощущалась очень слабо, укрытая едва ли не тщательнее, чем лицо и тело. Заинтригованный, Зи Хиссан последовал за пославшим кольцо. В итоге южанин и неизвестный оказались в голой комнатушке без окон и мебели, если не считать за таковую горящий прямо на полу трёхсвечник. Осторожно закрыв дверь за гостем с юга, закутанный сбросил часть ткани, прикрывающей его лицо (ничем, надо заметить, не выдающееся).

— Моё имя — Белхус, — представился он.

— А моё вам, очевидно, известно, — заметил Зи Хиссан. — К чему такие предосторожности, почтенный Белхус?

— Позволю себе ответить вопросом на вопрос. Вы наблюдали в действии Серых стражей?

— Да, конечно. Очень… впечатляюще — так, кажется, говорят у вас?

— Да. Помимо Серой стражи трону Равнин служат ещё люди Тайной службы, одарённые не менее Серых, но обученные в ином стиле. Вы видели их?

— Кажется, да… хотя… не уверен.

— Надеюсь, теперь вы понимаете нужду в предосторожностях?

— Допустим. И каковы ваши цели?

— На данный момент эта цель — разговор. А если мы договоримся о регулярном обмене некоторыми сведениями, я буду более чем доволен.

Зи Хиссан улыбнулся.

— Ещё немного, и я подумаю, что вы, почтенный Белхус, как раз один из тех невидимых и вездесущих людей Тайной службы.

— Вы будете недалеки от истины. Я знаю механику Тайной службы, так как проходил там обучение, а некоторое время и работал на них. Подчеркну: не работаю, а работал. И…

— И у вас есть собственные интересы.

— Именно. У меня, а также у моих знакомых.

Зи Хиссан изобразил вопрос, и Белхус тут же пояснил:

— Маги и магия, уважаемый. Причём не абстрактная, а человеческая магия. Думаю, вы знакомы с катастрофой каэзга?

— Я изучал историю нашего мира.

— Прекрасно! Тогда вы понимаете трагичность былого и меру понесённых людьми потерь. Подумать только: полтысячи тастаров смогли захватить обширную страну, население которой превышало их числом во много тысяч раз! Да если бы не катастрофа каэзга, могло ли случиться такое?! И ведь тастары, что ещё постыднее, вынуждены были заниматься восстановлением магии людей, бросая нам крохи своих познаний…