Уроки жизни
Шрифт:
До сих пор мне не приходилось встречать такого заявления, в котором обе позиции были бы представлены объективно — так, чтобы читатель имел возможность их сопоставить. Так что автор, которому удастся изложить суть спора без спешки, рассудительно и бесстрастно, думаю, выполнит тем самым задачу национальной важности.
В поддержку принципа свободной торговли можно было бы сделать упор на аргумент, выдвинутый «Спектэйтором»: действительно, в ситуациях, когда закон затрагивает финансовые интересы, возникает опасность коррупции в среде политиков, этот закон принимающих. Подобные обвинения уже выдвигались в адрес государств, пользующихся протекционизмом. С другой стороны, мне не приходилось слышать о том, что приверженность такого рода торговой политике вызвала бы в Германии или Швеции катастрофическое падение нравов.
Второй аргумент состоит в том, что Британская империя,
Есть и другое существенное соображение: в течение последних 60 лет мы практиковали принцип свободной торговли и на нём построили всю нашу коммерческую систему, функционирующую в целом успешно.
Всё это не вызывает сомнений. Оставаясь, несмотря на это, протекционистом, я хотел бы изложить и позицию противоположной стороны. Прежде всего, нам предстоит как-то отреагировать на заявление Канады о том, что она готова заключить двустороннее торговое соглашение с третьей стороной в случае, если такого соглашения не заключим с ней мы.
В течение многих лет упадок наших импортных показателей компенсировался ростом импорта колониальных товаров. Если и последний также придёт в упадок, серьёзные потери в торговле со странами остального мира ничем возмещены быть не смогут, и это нанесёт нам тяжёлый ущерб. Если исключить из экспортных показателей торговлю углём (а экспортировать уголь — значит транжирить имеющийся капитал), то выяснится: доходы от продажи наших товаров европейским странам упали со 100 миллионов фунтов стерлингов (в 1872 году) до 79 миллионов — в 1902-м. Такой тридцатилетний итог мог бы иметь катастрофические последствия, если бы за тот же период доходы от экспорта в колонии не возросли бы с 60 до 108 миллионов фунтов. Я снова утверждаю: эти торговые связи необходимо сохранить, ибо наше коммерческое могущество зависит только от них. Если сохранение этих связей сопряжено с принятием нами каких-то условий, значит, эти условия нам придётся принять.
Нам говорят: пытаясь получить свои 200 миллионов от торговли со странами Империи, мы рискуем потерять значительную часть из тех 800 миллионов, что составляют товарооборот с остальными странами мира. Это, на первый взгляд, весьма тревожное заявление не выдерживает серьёзного анализа. Всё, что только могло нанести ущерб нашим торговым отношениям с иностранными державами, уже было сделано. Имеющиеся показатели в любом случае останутся на прежнем уровне, если, конечно, мы не обложим пошлиной сырьё, увеличив тем самым его себестоимость. На этот шаг мы идти не должны: он противоречит нашим интересам. Остаётся импорт, который приносит нам около 500 миллионов фунтов стерлингов. Какая же доля этой суммы окажется под угрозой?
Около 160 миллионов фунтов стерлингов приходятся на ввоз хлопка из Америки, льна из России и конопли с Филлиппин: пошлины тут для нас смерти подобны. Остаётся сумма в 350 миллионов.
100 миллионов мы получаем за ввозимую в нашу страну готовую продукцию. Суть позиции протекционистов состоит в предположении, что, пожертвовав этой суммой торгового оборота, мы, скорее, укрепим своё экономическое положение — поскольку сможем предложить собственным гражданам новые рабочие места, а значит, и дополнительные денежные средства в форме зарплаты. Думаю, что сторонники свободной торговли, призвав даже на помощь всю свою изворотливость, не сумеют меня убедить в том, что, выплачивая 1000 фунтов стерлингов парижскому производителю автомобилей и внося их в сумму импортного оборота, я приношу больше пользы своей стране, чем когда выписываю чек бирмингемскому промышленнику и тем самым снижаю показатели на ту же сумму. Между тем бесчисленные сделки такого рода и составляют львиную долю от этих 100 миллионов.
Остаются те 220 миллионов фунтов стерлингов, которые мы платим за ввозимые продукты питания: вот так ещё недавно ужасавшие нас 800 миллионов сократились уже до вполне приемлемой суммы. Колониальный импорт таких продуктов, как овёс и ячмень, ничтожно мал; предметом дискуссии могут стать лишь пшеница, маис, вино и мясо. Признаюсь в том, что не вижу способа обложить эти продукты пошлиной, не подняв цену на них pro tanto [21] , однако — на какую тысячную пенни поднимется стоимость пшеничного батона вследствие введения 5-шиллинговой пошлины, — этого я высчитать не сумел. Достаточно сопоставить, с одной стороны, все эти потери, с другой, — поддержку собственного сельского хозяйства, возмещение убытков Ирландии (аграрной стране, весьма пострадавшей от проводимой нами политики свободной торговли) и перспективы установления взаимовыгодных торговых связей с колониями (вроде уже существующих между странами Содружества), чтобы понять: на этом направлении и следует нам сконцентрировать усилия.
21
пропорционально, соответственно (лат.).
Искренне Ваш
А. Конан-Дойль
Андершоу, Хайндхэд, Хаслмир
О новом протекционизме (2)
«Спектэйтор»
18 июля 1903 г.
Сэр! В номере от 11 июля двое Ваших корреспондентов прокомментировали приведённый мною пример с производством автомобиля, и я хотел бы объяснить, почему они не сумели меня переубедить.
Смысл моего утверждения сводился к тому, что ввоз из-за границы товаров, которые могут быть произведены внутри страны есть зло; в качестве иллюстрации я привёл пример с автомобилем стоимостью 1000 фунтов, задав вопрос: где выгоднее государству заказывать его — в Париже или в Бирмингеме? Ваши корреспонденты сочли, что ввоз товаров из-за границы стимулирует торговлю, сделав вывод, который мне представляется совершенно немыслимым. Если согласиться, что по достоинствам своим оба произведённых автомобиля равнозначны, то утверждение о том, что нам будто бы выгоднее направить тысячу фунтов на поддержку иностранной промышленности, противоречит здравому смыслу.
Знаю: формула «торговля порождает торговлю» считается сегодня аксиоматичной, но способ её доказательства на этот раз избран крайне неудачный. Оба Ваших корреспондента согласились во мнении, что эта самая тысяча фунтов для Британии не потеряна, что она вернётся нам в виде оплаты за британские продукты. Конкретный пример всегда тем и хорош, что на нём можно проследить, по каким каналам растекутся эти деньги. Итак, мсье Панар оплачивает продукт моим чеком и переводит деньги на свой банковский счёт. Определённая часть этой суммы идёт на поддержку его завода: последний становится для французского правительства важной мишенью налогообложения. Поступившая сюда сумма делится между работодателями и рабочими. Но если в расходной статье работодателей может действительно оказаться британская продукция, то рабочий — тот самый «синий воротничок», что предпочитает vin ordinaire, сабо и все атрибуты чисто французской экипировки, — вернёт нам очень небольшую часть этих денег. Какую-то часть своей доли он положит в банк — и таким образом накопит, вполне возможно, очередной кредит России.
Скорее всего, из этой тысячи фунтов в Британию вернётся не более двадцати. А ведь мы могли бы сохранить её всю, обеспечив работой наших собственных граждан. Так, конечно же, предпочтительнее оставить эти деньги у себя, чем отправлять их за рубеж в надежде всего лишь на то, что малая часть их вернётся к нам по торговым каналам. Мне могут возразить: пример приведён слишком конкретный — торговый баланс определяется несравненно более крупными сделками. Но у Америки мы покупаем товаров на 100 миллионов долларов, а себе из них возвращаем 18: где же тут баланс? Или, может быть, это — исключение? Хорошо: на 32 миллиона мы получаем товаров из Голландии: отдаём — на 9. Где баланс? Тут уж положение дел никак не оправдаешь инвестиционными процентами или налогами судоходства. Бельгия продаёт на 24 миллиона, покупает — на 8. И снова на торговый баланс нет и намёка. По сравнению с нами Германия и даже Франция улучшают собственное положение, опровергая тем самым все общепринятые политэкономические аксиомы.
Я могу понять упрямцев, которые не желают соглашаться с приведёнными аргументами; мне непонятно лишь, как можно отрицать необходимость проведения серьёзного исследования по этому вопросу.
Искренне Ваш
А. Конан-Дойль
Андершоу, Хайндхэд, Хаслмир
Конан-Дойль и его автомобиль
«Спектэйтор»
1 августа 1903 г.
Милостивый государь!