Уровни сложности
Шрифт:
— Ты в прошлой жизни философом не был?
— Я не помню, кем был в прошлой жизни.
— Я тоже, — признался Читер.
— Это бывает. Есть мнения, что мы все попали в ад. Некоторые заработали себе дорогу в пекло такими делами, что их полностью стирают из памяти. Получается, некоторые наши воспоминания даже для ада слишком нехорошие. Сейчас ты машину просто так царапаешь, а раньше, возможно, людей ловил и на органы разбирал. Или ежедневно насиловал собак карликовых пород.
— Далась тебе эта царапина. У машины, между прочим, двигатель прострелен. Ее хоть всю исцарапай, хуже не
— С чего ты взял, что у нее двигатель прострелен?
— Может я и не тридцатый уровень, но дырку от пули заметил.
— Дырки встречаются в стенах женских сортиров, а здесь у нас пулевое отверстие. И между прочим, двигатель эта пуля не пробила. Похожа на автоматную, а автомат — дерьмо, он даже против чахлого двигателя не очень-то хорош.
— Хочешь сказать, что эта машина поедет?
— Конечно поедет. Если починят.
— И долго ты ее чинить будешь? Стемнеет скоро.
— Я вообще ее не чиню. И даже не думаю чинить.
— Почему?
— Март сказал, что машина нужна рабочая. Эту можно сделать рабочей, но у меня на это уйдет целый день. И это если чинить в боксе, где под рукой есть все необходимое.
— Тогда чего ты под капот залез?
— Интересно посмотреть. Никогда с такой машиной дел не имел. Да и пуля хитро прошла, не могу понять, как она так хитро извернулась, чтобы столько всего переломать.
— Рикошеты, — подсказал Читер.
— Я понимаю, что рикошеты, но всё равно интересно.
— Пошли отсюда, хватит фигней страдать.
— Ты куда-то торопишься? Март послал Дворника на горку, осмотреться. Пока он не вернется, мы никуда не поедем.
— Мне как-то не по себе на открытом месте торчать, — признался Читер. — И до наших далековато, не надо нам было сюда уходить.
— Эта машина того стоила. Почти раритет. Жаль ее, пропадет при перезагрузке.
— Найдем другую, — ответил на это Читер. — Я вообще не пойму, зачем Марту еще одна машина. Ладно бы переделанная, так он обычную хочет.
— Да нет, он не против переделанных, но где их тут найдешь в готовом виде. В обычном мире не принято машины уродовать, это мы тут сами справляемся.
— Я в курсе.
— Будь этот красавец на ходу, пришлось бы и его изуродовать, — чуть ли не со слезами в голосе произнес Клоун. — Им позади всё обрезают, вроде пикапа получается. Дерьмового пикапа. Да на Континенте всё дерьмовое... весь этот мир дерьмовый...
— А кто тебе такое прозвище дал? — сменил тему Читер.
— Один человек.
— Да я понимаю, что тебя не лошадь окрестила. Почему именно Клоун?
— А что не так? Не нравится? Я понимаю, кому такое прозвище понравится. Да и не сказать, что я такой уж весельчак. Но меня не спрашивали.
— Ты и правда веселым не выглядишь.
— Тут ты прав. Меня давно ничего не радует. Честно говоря, не помню, чтобы вообще когда-нибудь радовался.
— Верю.
— Характер сложный. Меня и бабы не любят. Не нравятся им мрачные. Иногда пытаюсь исправиться. Вот, с Мартом пошел. С ним, говорят, не скучно.
— Кто говорит? Что ты про Марта знаешь? — навострил уши Читер.
— Про Марта никто ничего не знает. Но всякие слухи ходят. Говорят, он очень непростой тип. И серьезные парни о нем спрашивают, а они кем попало не интересуются. Видел я человека, который его знал. Тот называл Марта Агасфером. Это тот жид, который дурно поступил с Христом и теперь ему приходится скитаться вечность. Нигде покоя нет, шагает да шагает. Вот и Март нигде не может найти покой. Вечно идет куда-то, без цели, без привязанности, никому не доверяющий. И скрывает в себе такую тайну, о которой даже намекать нельзя. Плохая, мол, примета. Вот такое я про него слышал.
— Как-то это мутно звучит. Похоже на базары под алкоголем. Или под веществами покрепче.
— Да, похоже, — согласился Клоун. — Но Март и правда необычный. Я вижу то, что другие не замечают. Маска ходячей пивной бочки, это только маска. Он не такой простой, как кажется. Интересный человек всё вокруг себя может сделать интересным. Вот и решил с ним сходить, посмотреть, как оно.
— Я его не так давно знаю, но согласен, что он непростой, — сказал Читер. — А ты когда-нибудь регион менял?
— Два раза.
— Ого.
— Это ничто, в сравнении с Мартом.
— Он что, чаще менял? Откуда знаешь?
— Слухи ходят. Некоторым слухам приходится верить. Хотя, я даже себе не могу верить на все сто. Никому верить нельзя... абсолютно никому. Здесь в кого ни плюнь, в дерьмо попадешь. Дерьмовый мир...
— Ты два раза уже ходил через границу. Как думаешь, у нас получится, или нет?
— Я разве похож на пророка?
— У тебя опыт есть, а у меня нет.
— С тобой тоже что-то не так. У тебя смешной уровень, но ты снял того паука одной стрелой. Я видел, как это было. Ты не волновался, у тебя руки не дрожали. Ты сделал это четко и быстро. Я никогда не видел таких спокойных новичков.
— Спокойных? А я себя всегда нервным считал.
— Ты даже умирать будешь со спокойным лицом. Я в этом уверен. Может повезет, и я умру после тебя. Мы все умрем. Это мой ответ на твой вопрос.
— Так ты думаешь, что у нас не получится? Тогда зачем пошел?
— Поход с такой убогой командой может оказаться забавным. Я разве не говорил, что хочу научиться радоваться? Мы еще не доехали до самого веселого, а уже интересный день получили. Плюс Март иногда намекает о двойной выгоде похода. Понятно, конечно, что никуда мы не дойдем, но всегда приятно узнать про удвоенную награду.
— У тебя какие-то ненормальные понятия о радости.
— Да мы все тут ненормальные. Нормальный на такое дерьмо ни за что не подпишется.
Ночью по Континенту разъезжать на машинах не запрещено, но это предпочитают не делать. Многократно увеличивается риск огрести по полной, а кому такое понравится. Даже здесь, на прижатых к границе почти пустынных кластерах, где можно три часа гнать и ни одного зараженного не встретить, нарываться не хотелось. Потому в сумерках устроили остановку в крохотной рощице, прижавшейся к дороге. Спрятали машины под кроны деревьев, растянули по периметру сигнальную проволоку, расставили посты, распределили, кто и в какое время будет на них стоять. Костры не разжигали, это чересчур вызывающе, но на походных газовых печках подогрели незамысловатую пищу.