Урожай ядовитых ягодок
Шрифт:
Очевидно, генконсул испытал те же чувства, потому что сначала на его лице отразилось паническое удивление, а затем он быстро начал переводить взгляд сначала на плакат, висевший на стене, затем на дочь и назад. Сравнение было явно не в пользу «консуленка». На постере красовалось изображение розовенького, толстощекого бутузика с сияющими глазками. Отсутствие волос делало его умилительным, а раскрытый ротик трогательным. На пеленальном же столике лежало существо, мало смахивающее на очаровашку. И тут Виктор сделал роковой шаг. Он наконец обрел дар речи и прошептал консулу:
– Не расстраивайтесь,
Петр Александрович пожелтел, но ничего не сказал. К слову сказать, отвратительный уродец через два месяца превратился в хорошенькую крошку с большими глазками и жемчужно-розовой кожей. Но Виктор не увидел этого превращения. Петр Александрович нашел способ избавиться от молодого атташе, который застал его в минуту ужаса. Нет, генконсул не стал выгонять Витю по статье или подавать докладную записку о служебном несоответствии. Петр Александрович поступил мудро, сообщил, что в целях экономии валютных средств СССР следует сократить во вверенном ему учреждении ставку одного атташе, ну не нужны в маленьком, провинциальном Алеппо два мальчика на побегушках, хватит одного, надо думать о народных деньгах.
– Скажу тебе по секрету, – вздохнула я, – что я сама испугалась, увидев впервые Никиту.
– Я тоже, – спокойно ответила Томуся, – жутко маленький, беспомощный. Зато теперь вон какой красавец, и совсем он не кричит как циркулярная пила, как ты могла перепутать?
Пришлось отвернуться к плите и сделать вид, что требуется срочно помешать гречневую кашу. Тамарочка очень хорошо меня знает и сейчас мигом прочтет мысль, написанную на моем лбу. Да циркулярной пиле далеко до Никитки. Она просто заунывно ноет, а наш младенец издает столь ужасающие звуки, что кровь стынет в жилах, а волосы начинают шевелиться, причем не только на голове, а на всем теле. В особенности худо по ночам. Несколько дней тому назад, где– то около трех утра, я вышла в туалет и обнаружила полусонного Сеню, натягивающего куртку прямо на голое тело.
– Ты куда? – решила я на всякий случай спросить у мужика.
– Сигнализация внизу воет, – пробормотал Сеня, – небось в моей тачке замкнуло.
– Иди спать, – велела я, отбирая у приятеля ключи, – ложись спокойно, никто не трогает твой драгоценный автомобиль, это Никитка рыдает, небось есть захотел.
А в среду, когда мальчишку купали, он издал такой резкий вопль, что Ленинид подскочил и со всего размаха ударился лбом о висящий в простенке кухонный шкафчик.
– Ты чего шарахаешься? – удивилась я.
Папенька стал оправдываться:
– Так на кота сослепу наступил, вон как заорал, небось весь хвост бедняге оттоптал, эй, Сыночек, кис-кис, поди сюда, хочешь, шпроты тебе вскрою, прости дурака, не хотел плохого.
– Успокойся, – вздохнула я, – вон Сыночек преспокойненько на кресле дрыхнет, оставь шпроты в покое, кстати, коту они совершенно ни к чему.
– Кто же так тогда орал: мяяяяу? – удивился Ленинид.
Я ничего не ответила. Никита просто мастер художественного крика, и каждый день у него в репертуаре появляется что-нибудь новенькое.
На следующий день я, дрожа от возбуждения,
– Медовый месяц вчетвером! Как-то не очень, может, лучше провести это время порознь?
– Вместе веселей, – хором ответили Света и Туся, – ты только помоги загранпаспорта получить, прописки-то у нас нет.
Олег начал чесать в затылке:
– Да, сложная задача.
Ленинид хмыкнул:
– Ладно, считайте документы моим свадебным подарком!
– Где ты их возьмешь? – удивилась Томуська.
Папенька фыркнул:
– Эх, Тамарка, знала бы ты, каким людям я мебель делал! Есть у меня один дядечка из ОВИРа. Олег-то станет по закону делать, а я в обход!
Куприн поджал губы, мой муж очень не любит, когда люди действуют через «черную дверь», но ему придется стерпеть, ведь законным путем никто не выдаст двум бомжихам загранпаспорта.
В общем, все у нас замечательным образом налаживалось, и даже Никитка эту ночь спал, как ангел, я ни разу не проснулась от гневного крика. Единственно, что не радовало, так это то, что статья никак не хотела писаться, дальше первых двух строчек дело не шло, но сейчас, собираясь на Зеленодольскую улицу, я чувствовала: разгадка близко, значит, и материал получится.
Оказавшись перед нужным подъездом, я села на лавочку и призадумалась. Естественно, подниматься наверх и звонить в семнадцатую квартиру я не стану, это опасно. Надо порасспрашивать соседей. Но, как назло, несмотря на тепленький денек и ласковое солнышко, во дворе не было ни одного человека. Впрочем, двора как такового тут не имелось, подъезд выходил прямо на довольно широкую и шумную магистраль, может, поэтому никто из жильцов не хотел сидеть на лавочке у входа. Несколько минут я тупо пялилась на подъезд, потом приняла решение: надо идти искать домоуправление. Но не успела встать, как слева раздалось:
– Вот это встреча!
Я повернулась. Передо мной с небольшой хозяйственной сумкой, из которой высовывалась гроздь бананов, стояла Лена. Та самая работница архива, бывшая коллега Жоры, Лена, которая очень не любила Георгия Андреевича, не могла его терпеть до такой степени, что опрометью кинулась разыскивать координаты Гали Щербаковой, любовницы Радько, лишь бы досадить парню.
– Что вы делаете в наших пенатах? – весело поинтересовалась она. – Нашли Жорку? Стребовали с него денежки на ремонт?
Я хотела было спросить – на какой ремонт? – но вовремя прикусила язык, вспомнив, что в свое время представилась работницам архива в качестве соседки Радько, пострадавшей от потопа.
– Ну? – нетерпеливо спросила Лена. – Удалось поймать негодяя?
– Нет, – вздохнула я, – не вышло.
– Теперь и не выйдет, – радостно заявила девушка, устраиваясь около меня на лавочке.
– Почему?
Лена вытащила из сумки сигареты и засмеялась.
– Посадили его!
– Куда? – я прикинулась идиоткой.