Усадьба Грилла
Шрифт:
– Но пока нам даже очень весело. И довлеет дневи злоба его, тем более что лично я поблизости вовсе ее покуда не наблюдаю.
Мисс Тополь:
– Лорд Сом, кажется, того же мнения, ибо ускользнул от продолжения спора, чтоб пригласить мисс Найфет на контрданс.
Преподобный отец Опимиан:
– И вовремя спохватился. Он будет танцевать с ней как раз перед ужином и поведет ее к столу. Замечаете вы, что ее трагической строгости как не бывало? Она и всегда-то была чудо как хороша, но порой казалась ожившей статуей. А нынче она - само счастье, вся так и сияет.
Мисс Тополь:
– Как же ей не сиять?
Потом был ужин, а все отобедали рано и потому угощались с живым удовольствием. Лорд Сом из кожи лез вон, угождая своему божеству, однако ж не забывал и прекрасных соседок. После ужина опять танцевали, будто сговорившись не расходиться до утра. Мистер Грилл, мистер Мак-Мусс, преподобный отец Опимиан и еще кое-кто из гостей постарше, отказавшиеся от обычного своего стаканчика вина после раннего обеда, теперь остались за столом выпить пунша, который лился рекой, и его разносили среди прочих напитков по гостиным в перерывах между танцами и с благодарностью принимали молодые люди и не вполне отвергали юные дамы. Мы вынуждены в этом признаться, не соглашаясь, впрочем, с веселым Гольдони, который считает, что и в скрытой под маской бессловесной даме можно тотчас узнать англичанку по благосклонности к пуншу {**}.
{** Лорд Рунебиф в Венеции встречает перед bottega di caffe [кофейня (ит.). (Примеч. автора).] Розауру. Она в маске и делает ему английский книксен.
Milord: Madama, molto compila, volete caffe?
Rоsaura: (Fa cenno di no).
Milord: Cioccolata?
Rоsaura: (Fa cenno di no).
Milord: Volete ponce?
Rоsaura: (Fa cenno di si).
Milord: Oh! e Inglese.
La Vedova Scaltra, A. III, s. 10.
Милорд: Сударыня, вы желаете кофе?
Розаура: (отрицательно качает головой).
Милорд: Шоколаду?
Розаура: (отрицательно качает головой).
Милорд: Хотите пуншу?
Розаура: (кивает в знак согласия).
Милорд: О! Англичанка.
Хитрая вдова (ит.) {243}.
Он не предлагает ей чаю, который, будучи более английским напитком, нежели кофе или шоколад, мог бы скорей соперничать с пуншем; особенно если пить его, как пьют англичане в другой комедии Гольдони, не с молоком, а с ар_а_ком {244}. Лорд Артур приходит в гости к лорду Бонфилу среди дня и тот предлагает ему чай с сахаром и араком. Пока они пьют его, входит лорд Кубрек.
Вonfil: Favorite, bevete con noi.
Соubrech: Il te non si rifiuta.
Artur: E bevanda salutifera.
Bonfil: Volete rak?
Соubrech: Si, rak.
Вonfil: Ecco, vi servo.
Pamela Fanciula, A. I, s. 15.
Бонфил: Соблаговолите выпить с нами.
Кубрек: От чая не отказываются.
Артур: Этот напиток полезен.
Бонфил: Хотите арак?
Кубрек: Да.
Бонфил: Я угощаю.
Памела Фанчилла (ит.) {245}}
1. ГЛАВА XXXII
СТРАХИ И НАДЕЖДЫ. ВОЗМЕЩЕНЬЯ В ЖИЗНИ.
АФИНСКАЯ КОМЕДИЯ. МАДЕРА И МУЗЫКА. ПРИЗНАНЬЯ
, , ,
,
.
Прощайте,
Душе дарите радость каждодневную,
Ведь после смерти счастья и в богатстве нет {248}.
Призрак Дария - хору в “Персах” Эсхила
Дороти начала уж было верить новостям Гарри, но вот обычная жизнерадостность Гарри стала ему изменять: упорство засевшего в Башне молодого хозяина отравляло надежду. Однако в деле Гарри наметилась уже счастливая перемена, оставалось продолжать в том же духе, и Дороти разрешала ему строить воздушные замки, согретые и разукрашенные огнями будущего рождества.
Однажды вечером по дороге домой Гарри повстречал отца Опнмиана, направлявшегося к Башне, где намеревался он отобедать и переночевать. Его преподобие удивлялся, что мистера Принса не было на бале (и это тогда, когда лорд Сом больше ему не соперник), и дурные предчувствия мрачили его. Отец Опимиан протянул Гарри руку, и тот горячо пожал ее. Потом отец Опимиан спросил, как продвигается у него и шестерых его друзей осада женских сердец. Гарри Плющ:
– Да на молодых барышень, сэр, жаловаться не приходится. А вот молодого господина не поймешь. Раньше он, бывало, все утро сидит и читает у себя наверху. А теперь только поднимется - сразу опять вниз и в лес идет гулять. Потом опять наверх, опять вниз и опять в лес. Что-то неладно с ним - видать, несчастная любовь, ничего другого не придумаешь. И с письмами в Усадьбу меня больше не шлет. Так что не получилось у нас веселое рождество, сами понимаете, сэр.
Преподобный отец Опимиан:
– А вы, я смотрю, все о веселом рождестве мечтаете. Остается надеяться, что следующее будет получше.
Гарри Плющ:
– А в Усадьбе, у них там весело, да, сэр?
Преподобный отец Опимиан:
– Очень весело.
Гарри Плющ:
– Стало быть, ни у кого там нет несчастной любви.
Преподобный отец Опимиан:
– Не беру на себя смелости подобного умозаключенья. О других ничего не знаю. У меня ее нет и никогда не бывало, если это может служить утешением.
Гарри Плющ:
– Для меня утешение видеть вас и слушать ваш голос, сэр. От этого всегда на душе легче.
Преподобный отец Опимиан:
– Так отчего же, мой юный друг, вы можете слышать и видеть меня, когда вам угодно; буду сердечно рад. Приходите ко мне в гости. Вам всегда обеспечен кусок холодного ростбифа и стакан доброго эля; а сейчас и ломоть свинины. Это большое утешение.
Гарри Плющ:
– Ах, сэр, премного благодарны. Оно утешение, конечно. Да я не за тем к вам приду.
Преподобный отец Опимиан:
– Верю, мой юный друг. Но, когда подкрепишься добрым английским харчем, легче бороться против всех, превратностей, грозящих как телу нашему, так и духу. Милости прошу ко мне. И, что бы ни случилось, пусть это не портит вам радости славного обеда.
Гарри Плющ:
– Вот и отец мой то же говорит. Да не всегда такой совет помогает. Когда мать померла, это ему на много дней обед испортило. Так и не оправился, хоть старается держаться. Вот только если я приведу к нам в дом Дороти, он, глядишь, прямо помолодеет. А если к тому рождеству он уж и маленького Гарри будет качать, уж как он будет рад его угостить мозговой косточкой!